[09.07.1999, 19:43:54]
Глеб Морев, Иван Давыдов
Русский Журнал,
<ivand@russ.ru>
Шесть книжных новинок недели
Андрей Битов. Пушкинский дом. - СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 1999. 560 с.; 5000 экз.
"Пушкинский дом" был вчерне завершен в 1969 году, когда его автору исполнилось тридцать два года. "Битов, видимо, первым понял, что без романа нет судьбы", - вспоминает его сверстник Валерий Попов. Интервью с ним входит в состав "юбилейного" комментированного издания романа - остроумного проекта, задуманного Битовым еще в 1973-м, когда о возможности публикации книги в СССР и речи не было, и осуществленного сейчас "Издательством Ивана Лимбаха" с уже привычным для этой марки отменным полиграфическим качеством. На пороге семидесятых Битов, действительно, создал книгу своей судьбы, канонический текст российского постмодернизма - роман о русской литературе и одновременно о невозможности романа о ней. Не удивительно, что, как и судьба автора, эта книга до сих пор не завершена - Битов, подобно вагиновскому Свистонову, растворившемуся в написанном им романе, обречен на схожий род недуга - не в силах расстаться со своим заветным текстом, он дописывает и комментирует его, публикует черновые фрагменты, перелагает стихами, возвращается к нему в воспоминаниях и стимулирует к этому других - своих читателей, создающих таким образом параллельный роман о романе. И если выход фундаментального тома, включившего помимо собственно битовского текста биографические и (не менее увлекательные) библиографические комментарии, и является знаком в этом текстопорождающем процессе, то это, конечно, не точка, но лишь точка с запятой.
Славой Жижек. Возвышенный объект идеологии. - М.: Художественный журнал, 1999. - 240 с.; тираж не указан; серия "Архив XXI века"; ISBN 5-901116-01-1.
По меткому замечанию одного довольно известного поэта, "Художественный журнал" знакомит русских читателей с литературой хоть и необходимой, но лет двадцать назад вышедшей на Западе из употребления. Книга Жижека вроде бы помоложе, она вышла около 10 лет назад. Что тоже, как подумаешь, немало.
Славой Жижек - известный словенский философ, специалист по психоанализу, немало работ посвятивший Лакану. Идеология - довольно популярный объект философского анализа в ХХ веке. Однако Жижек предлагает абсолютно новый подход, основанный на методологическом симбиозе классической диалектики и достижений постфрейдизма. При этом непосредственным материалом для анализа выступают разнообразные и несколько неожиданные предметы - модные фильмы, научная фантастика, советские анекдоты.
Милорад Павич. Внутренняя сторона ветра. Роман о Геро и Леандре. Пер. с серб. Л.Савельевой. - СПб.: Азбука, 1999. - 192 с.; тираж 10 000 экз.; серия "Азбука-классика"; ISBN 5-267-00001-9.
Уже достаточно давно отпала необходимость объяснять читателю, кто такой Павич и почему выход каждой новой его книги становится событием. Кроме того, каждый, уже имевший счастье столкнуться с его прозой, согласится, что пересказывать сюжет в данном конкретном случае - дело особенно неблагодарное. Желающие могут сами выяснить, во что Павич превратил знаменитую античную историю о несчастных любовниках.
Кстати, как обычно у Павича, это не одна книга, а две (или больше). Причем издатели довольно оригинальным способом подчеркнули разрыв между "Геро" и "Леандром". А уж поиск связей - приятное дело читателя.
Эрвин Панофски. IDEA. К истории понятия в теориях искусства от античности до классицизма. Пер. с нем. Ю.Н.Попова. - СПб.: Аксиома, 1999. - 228 с.; тираж не указан; серия "Классика искусствознания";
ISBN 5-93403-002-7.
Работы признанного классика мирового искусствоведения Эрвина Панофски постепенно становятся все более доступными для российского читателя. Кстати, в предыдущих русских изданиях данный автор именовался "Панофский". В предыдущих - это в сборнике "Богословие в культуре средневековья" (Киев, 1993; туда вошла работа "Готическая архитектура и схоластика") и отдельным изданием в прошлом году в издательстве "Искусство" - "Ренессанс и "ренессансы" в искусстве Запада".
В книге "IDEA" с привлечением массы редчайших источников, некоторые из которых впервые издал именно Панофски, анализируются трансформации основных эстетических категорий в работах европейских мыслителей со времен Платона до эпохи Возрождения. Характерно, что внимание Панофски привлекают не только теоретики, но и "практики", в частности Дюрер и Микеланджело. Используемые методы достаточно традиционны для данного автора - это эстетика Канта, понятая через учения Дильтея и Кассирера. На тесную связь своих выводов с идеями Кассирера указывает в предисловии и сам Панофски.
Книга соответствует всем канонам научного книгоиздания. Достаточно сказать, что комментарии составляют примерно половину ее объема.
Борис Поплавский. Автоматические стихи. - М.: Согласие, 1999. - 228 с.; тираж не указан; ISBN 5-86884-071-2.
Один из интереснейших русских поэтов ХХ века Борис Поплавский мало что успел опубликовать при жизни, а посмертные его издания (о некоторых мы уже рассказывали) появлялись на свет исключительно благодаря самоотверженности филологов, по преимуществу зарубежных, годами искавших его черновые записи в архивах парижских знакомых поэта. И когда, казалось бы, все было найдено, а с утерей некоторых текстов, упоминавшихся в дневниках автора и его друзей, исследователи почти смирились, в одном из неразобранных архивов удалось обнаружить значительное количество рукописей Поплавского, среди прочего - практически все его ранние стихи, которые, как считалось до этого, автор собственноручно уничтожил. Случилось это отрадное событие в прошлом году, а на днях вышла книга "Автоматические стихи" - попытка поэта реализовать заветы отца европейского сюрреализма Анри Бретона. Книга была подготовлена к публикации самим Поплавским, но так и не увидела света при жизни автора. Сейчас стихи публикуются в полном соответствии с авторской волей - порядок, орфография, написание имен собственных полностью соответствуют рукописи.
Кстати, это еще большой вопрос, так ли уж повезло поэту, ранние стихи которого, им же самим приговоренные к уничтожению, станут теперь достоянием публики.
Виктор Топоров. Двойное дно. Признания скандалиста. - М.: Захаров-Аст, 1999. - 6000 экз.
К концу воспоминаний, посвященных (около)литературной жизни Ленинграда/Петербурга 1960-1990-х, Виктор Топоров замечает: "Я не знаю, зачем написана эта книга". Автор лукавит: в 52 года мемуары пишут не от хорошей жизни. Или от очень хорошей. Жизнь Топорова, по его собственной квалификации, лишь "нестандартная". По прочтении его "признаний" и это выглядит преувеличением. Автор прожил (и, слава Богу, проживает) стандартную жизнь литературного неудачника. Однофамилец гениального ученого-филолога В.Н.Топорова, переводчик и поэт скромного дарования, Топоров 2-й последние годы живет репутацией скандалиста, "нарушителя конвенций", своего рода Паниковского нашей литературы, и, на первый взгляд, этим и интересен. Рецепт литературного скандала в исполнении Топорова несложен: минуя литературу, он берется за традиционные для русской культуры "сакральные" темы - евреи, секс, политика. И публикация книги "воспоминаний" об еще не ушедшем дне и живых людях - вполне логичный и предсказуемый ход в рамках избранной им стратегии. Однако для того, чтобы заставить клеймо неудачи сиять вожделенным золотом, мало одних скабрезных подробностей частного быта и непристойных эпиграмм. Настоящая слава требует, как известно, "кровавой пищи", а не сплетен. К тому же скандал, учиняемый Топоровым, слишком локален - это дебош в буфете Дома писателей. Среди многочисленных знакомцев автора, чье privacy он сладострастно нарушает, достаточно известных людей, но нет подлинных знаменитостей, топ-звезд, чей статус в массовом сознании традиционно оправдывает подобные вторжения. По большому счету (не говоря о гамбургском) книга Топорова и ее автор не интересны, и публику (за исключением разве что упомянутых в именном указателе) просят не беспокоиться: обещанного двойного дна, как говорится, нет и не было.
Читайте седьмой выпуск альманаха "Культовые места из перебранки с друзьями!
|
