[21.06.1999, 18:22:34]
Кухня профессора Толкина
;.Author Макс Фрай
 Что такое волшебная история?
Друзья недавно подарили мне специальное приспособление для варки эспрессо. Маленькая такая машинка, больше похожая на игрушку, чем на настоящий кухонный агрегат. Я, если честно, эспрессо не слишком люблю, предпочитаю кофе, сваренный в джезве. Но дня не проходит без того, чтобы я не водрузил на плиту новую кофеварку. Причина одна: я, хоть убейте, не понимаю - почему эта штука работает? То есть, законы физики, на основе которых создана машинка, мне известны, но я никак не могу совместить теорию с практикой. Потому всякий раз искренне удивляюсь, обнаружив, что пустой металлический кофейник, венчающий эту незамысловатую конструкцию, который всего минуту назад был пустым, внезапно заполнился ароматной темной жидкостью. Меня все время тянет подглядеть, как там все происходит: увидев, я пойму, что все очень просто, и наверняка утрачу интерес к "чудесному" процессу, а кофеварка благополучно отправится пылиться на полку. Но я намеренно оставляю крышку закрытой, по крайней мере, пока. Одной маленькой странностью в моей жизни больше, и это лучше, чем ничего.
Сходное чувство в свое время (восемь лет назад, если быть точным) не давало мне открыть тоненькую книгу Толкина "Дерево и лист", большую часть объема которой занимает эссе "О волшебных историях". Купленная по случаю, она несколько месяцев пребывала в тщательно организованном забвении, пока любопытство и здравомыслие не одержали верх над инфантильным желанием "продлить очарование". Оказалось (это можно было предвидеть заранее), что крутиться на кухне профессора Толкина куда интереснее, чем поглощать блюда, приготовленные шеф-поваром.
Лишь те, кто поднялся в горы, могут сказать, какие они на самом деле, и что лежит за ними.
Дж. Р. Толкин "Лист работы Мелкина"
"Дерево и лист" - это как раз своего рода письмо, отправленное человеком, который "поднялся в горы", тем, кто остался дома. Чародей, очаровавший не одну сотню тысяч читателей своими волшебными историями, размышляет о природе волшебной истории, о "Горшке Супа", о "Волшебном Котле", в котором кипит "Варево Сказок". Следовать по его стопам, я думаю, не стоит: хозяйки охотно обмениваются кулинарными рецептами, но у них редко возникает желание воспользоваться чужим рецептом (у моей мамы толстенная тетрадь таких записей пылилась в шкафу, и что-то я не припомню, чтобы она с ними всерьез экспериментировала). "Рецепты" от профессора Толкина вряд ли следует принимать за "руководство к действию", однако читать их - одно удовольствие, а опасности, о которых он предупреждает, должны быть приняты во внимание. Он был "там", он "знает дорогу", следовательно, ему известны многие капканы, ловушки и гиблые места, поджидающие всякого сказочника.
Сейчас волшебные истории обычно переписывают, "адаптируют" для детей. С таким же успехом можно было бы применять сходную процедуру к музыке, стихам, романам, научным справочникам, или к истории. Это очень опасная процедура <...> В случае искусств, или наук от беды спасает лишь то, что области эти считаются традиционно недетскими <...> Совершенно ясно, что если бы любая наука, а также любое искусство были безвыходно заперты в детской, они бы непоправимо погибли. <...> И если подобным образом исключить из "взрослых искусств волшебные истории, они могут совершенно погибнуть; и они действительно ныне погибли - ровно настолько, насколько они исключены взрослыми из своего мира.
Дж. Р. Толкин "О волшебных историях"
Эта проблема мне знакома и, возможно, особенно близка. Я уже не раз поднимал ее - в частности, когда писал о Мумми-Троллях, Мэри Поппинс, Льюисе Кэрролле, "детских" стихах Хармса. Взрослые давно нашли примитивный, но действенный способ закрывать глаза на то, что выше их понимания: можно объявить это явление "детской литературой и, тем самым, "закрыть вопрос". Ссылка "в детскую" унизительна - не для писателя, а для тех, кто объявлял приговор. Давно пора бы понять, что нет литературы "детской" и "взрослой", а дети - это просто люди, которые прожили на свете чуть-чуть меньше, чем мы - вот и вся разница. Читатель, который не понимает, что можно держать на полке в изголовье кровати "Мэри Поппинс", "Маятник Фуко" и "Голубое сало", лишает себя многих наслаждений, которыми чревата бескорыстная любовь к чтению.
Если же в глубине души вы склонны полагать печатный текст источником колдовского очарования, читайте "Дерево и лист" - вне зависимости от того, любите вы истории про хоббитов, или они оставляют вас равнодушными. Вам предстоит изумительный разговор с тонким и умным собеседником: о "волевом прекращении неверия", о колдовской власти прилагательных в мифологической грамматике, о чудесной природе эскапизма (в нашем лексиконе это слово почему-то имеет чуть ли не статус бранного), о "возрасте старости", о побеге и о том, что исследование волшебных историй может принести огорчение. В финале книги он расскажет вам про "Лист работы Мелкина"; последний абзац, кстати сказать, выглядит так:
Оба расхохотались. Расхохотались - да так, что отозвались Горы!
Добрый знак.
P.S. Кстати, рассуждая о Кэрролле, Толкин внезапно признается, что он "никогда не мечтал о приключениях, какие бывают во сне", - все не могу решить: считать это признание настораживающим, или же просто забавным...
|
