Опубликовано в Gazeta.Ru от 23-08-1999 (Выпуск No 120)
Оригинал: http://gazeta.ru/music/23-08-1999_Stakhanov.htm


Николай Семашко, Кирилл Немоляев, Сергей Новиков, <design@novikov.com>
Все ниже и ниже

Феномен Стаханова... Когда мы сегодня размышляем над этим явлением, представляется совершенно невероятной сама возможность его возникновения. Действительно, суточная норма выработки для шахтера в 1935 году была, по оценкам многих специалистов, явно завышена. Большинство шахтеров с нормой не справлялось. И тут совершенно неожиданно появляется человек, даже в шахтерских кругах совершенно неизвестный, и, едва начав работать, выдает на-гора 38 суточных норм!

Внезапность появления Алексея Стаханова в забое и показанная им невероятная производительность наводили многих исследователей на мысль о хорошо организованной, хотя и несколько далеко зашедшей мистификации. Так, канадский ученый Майкл Дж. Гурвич в своей монографии об истории стахановского движения высказывает достаточно нелепое предположение о существовании на шахте, где работал Стаханов, системы так называемого "деноминационного учета" выработки.* Гурвич пускается в пространные рассуждения, пытаясь доказать, что Стаханов был избран в качестве некоего "детонатора" движения, названного впоследствии его именем, — движения, целью которого якобы являлось создание в стране атмосферы тотальной истерии и штурмовщины. Недалеко от Гурвича ушла и профессор Ягеллонского Университета в Кракове Кристина Каминская, которая, полемизируя с канадским ученым и, по ее словам, "защищая" Стаханова, выдвигает не менее абсурдную идею. Каминская утверждает, что Стаханов, в отличие от своих товарищей по работе, пользовался сверхскоростным отбойным молотком, впоследствии, правда, им утерянным (?). Секрет уникального молотка, по словам Каминской, был известен лишь двум людям: Стаханову и создателю молотка некоему Брагинскому, трагически погибшему в 1934 году.**

Можно было бы и не уделять никакого внимания этим псевдонаучным перлам, но, к несчастью, подобные вымыслы вокруг истории со Стахановым получили в последнее время чрезвычайно широкое распространение.

Так кем же на самом деле был этот удивительный человек?

Корни стахановского феномена исключительно глубоки. Некоторые действительно уникальные свойства личности и черты характера Алексея, проявившиеся уже в юном (12-13 лет) возрасте, практически предопределили весь его дальнейший жизненный путь.

Дед Алексея Сергей Петрович Стаханов был соратником Можайского и в составе экипажа первого самолета поднимался на высоту 300 метров над уровнем моря. Отец - Виктор Сергеевич - одним из первых в стране крановщиков. Он и его супруга Дарья Владимировна надеялись, что сын пойдет по стопам деда и станет воздухоплавателем. "Хотя, - пишет в своих воспоминаниях В.С. Стаханов,- если бы Лешка захотел, как и его отец, стать крановщиком, я бы препятствовать не стал. Наоборот, всему бы его научил".

Однако судьбе было угодно распорядиться иначе.

Подобно многим своим сверстникам, Стаханов начал трудовую деятельность рано. Уже в 1929 году мы застаем его в Тамбове, на строительстве планетария. Там Алексей работал кровельщиком и, по признанию бригадира В.К. Лебедева, ничто не предвещало его будущей блестящей карьеры. Более того, работа у Алексея просто не клеилась; временами его охватывали мучительные приступы головокружения, и от страха высоты он, как ни старался, избавиться так и не смог...

В середине июня 1929 года стройку посетила комиссия во главе с курировавшим ход работ А.В. Луначарским. В момент приезда комиссии Стаханов находился, как обычно, на крыше. Он стоял, прижавшись спиной к куполу планетария, и украдкой смотрел вниз на утопающий в зелени город. С крыши ему хорошо было видно, как маленький Луначарский, сопровождаемый комиссаром стройки Т.К. Ермолаевой и прорабом М.Ю.Тихомировым, вошел в здание бывшего особняка Тер-Ованесова, где размещался штаб.

Именно в этот момент у Алексея начался очередной приступ головокружения. Он почувствовал, что теряет опору, рука его беспомощно скользнула по ровному куполу планетария - и через мгновение, уже не владея собой, он начал медленно сползать вниз по наклонной поверхности...

До края крыши оставалось всего несколько сантиметров, когда чья-то могучая рука ухватила его за шиворот. Это был Лебедев, бригадир. Он помог Алексею подняться на ноги и угрюмо посмотрел на него.

- Вот что, парень, - сказал Лебедев. - Вижу я, что ты стараешься, но... тебе здесь не место. Давай-ка, ступай в штаб и попроси, чтобы тебе подыскали там другую работу. Где угодно, только не у нас!

Лебедев отвернулся, и Алексей понял, что разговор окончен. Он почувствовал какое-то странное облегчение и, зайдя в купол, осторожно начал спускаться вниз.

По дороге к штабу его тревожила одна мысль: как бы половчее объяснить случившийся с ним казус и, самое главное, избежать гнева комиссара стройки, женщины язвительной и строгой.

Войдя в здание штаба, он повернул по коридору налево - и тут лицом к лицу столкнулся с Луначарским. Луначарский стоял у двери кабинета и о чем-то оживленно беседовал с Ермолаевой и Тихомировым. Его пенсне поблескивало на солнце. Алексей услышал незнакомое слово "реминисценция". Он подошел к беседующим и стал чуть поодаль, комкая в руках кепку. Первым его заметил Тихомиров.

- Извините, Бога ради, Анатолий Васильевич, - сказал Тихомиров Луначарскому и, обращаясь к Стаханову, рявкнул:
- Почему не на работе?
- Так ведь... - засмущался Алексей, - вот... Лебедев прислал. Не можешь ты, говорит, кровельщиком работать, ищи, говорит, другое что-нибудь...
- Надо бы разобраться с товарищем, - заметил Луначарский, поправляя пенсне.
- А что тут разбираться? - мягко улыбнулась Ермолаева, - гнать его в три шеи...
- Или под трибунал, как саботажника! - добавил Тихомиров, рубанув ладонью воздух.
- Нет, Татьяна Константиновна, так нельзя, - покачал головой Луначарский.

Стаханов стоял ни жив, ни мертв.

- Где бы вы хотели работать? - неожиданно спросил Луначарский, и Алексей не сразу понял, что обращаются именно к нему.
- Я... - начал он, совершенно оробев, - я...
- Да смелее же, молодой человек, - ободрил его Луначарский.
- Давай смелее, тебе говорят! - прошипел Тихомиров.
- В общем... мне хотелось бы... ближе к земле.
- Ты что, от сохи, что ли? - с презрением спросила Ермолаева.
- Да нет, Татьяна Константиновна, из рабочих мы, - объяснил Стаханов. - Даже не знаю... Просто... люблю я землю.
- Любопытно... - сказал Луначарский, - Архилюбопытно...
- Пойдешь землекопом! - решил, не долго думая, Тихомиров. (Он был уверен, что на этой работе, справедливо считавшейся одной из наиболее тяжелых, тот долго не протянет.) Но, к удивлению прораба, лицо Алексея засияло от радости.

- Вот спасибо, Михаил Юрьевич! - горячо проговорил он, схватив Тихомирова за рукав. - И Вам спасибо, товарищ Луначарский, и вам...

- Полноте, молодой человек! - поморщился Луначарский, а про себя отметил: здесь научились оперативно решать сложнейшие кадровые вопросы...

Землекопом Стаханов проработал недолго - и виной тому вовсе не его профессиональная непригодность, - напротив, работа буквально горела в его руках. За день он вывозил из карьера по дощатому настилу порядка 450 тачек грунта (!), что по тем временам казалось результатом небывалым. Сам Алексей в беседах с рабочими постоянно повторял, что, мол, для него это не предел, что и здесь он чувствует себя не на своем месте. Коллеги-землекопы начали смотреть на Алексея косо, по стройке пошел ропот. Особенное недовольство проявлял Н.Ю. Осадчий, бывший до прихода Стаханова бригадиром землекопов, а затем отодвинутый в тень.

- Копошится целыми днями, будто крот какой, - говорил Осадчий о Стаханове. И еще издевается! Видишь ли, он не на своем месте! Будь моя воля - отнял бы у него лопату, и...

Слухи о назревшем в бригаде землекопов конфликте дошли до Ермолаевой, и она, будучи женщиной неглупой, поняла, что со Стахановым нужно что-то делать. Тут очень кстати пришел запрос с одной из шахт Горловского бассейна. Нужен был толковый, работящий шахтер для работы в новом забое. Кандидатура Стаханова подходила идеально...

Ранним ноябрьским утром Стаханов покинул Тамбов и отправился в Донбасс. В кармане среди прочих документов у него лежала характеристика, подписанная руководителями стройки. Алексей несколько раз перечитывал характеристику - таких лестных слов о себе ему еще не приходилось слышать.

- Смотри, не заройся там по уши, - напутствовал его Осадчий.

Все землекопы засмеялись. Но Алексей не почувствовал обиды: мыслями он уже находился глубоко под землей, и единственным его желанием было проникнуть в ее недра как можно глубже.

Оказавшись в Горловке, Стаханов с первого же дня приступил к работе. Поначалу руководство шахты не могло нарадоваться на молодого горняка. Но вскоре кое у кого возникли определенные вопросы. Дело в том, что Алексей настолько увлекся работой, что со временем все реже и реже поднимался на поверхность земли. Лишь иногда его видели в столовой и в бараке, где ночевали шахтеры. Лицо, покрытое глубоко въевшейся в кожу угольной пылью, горящие красные глаза - таким запомнили Стаханова его товарищи. Однажды Леонид Сибирцев, один из шахтеров, сверстник Стаханова, решил пригласить Алексея в городской парк покататься с девушками на карусели. Был выходной день, Сибирцев надел новенький чесучовый костюм, начистил сапоги и отправился на поиски Стаханова. В бараке Алексея не оказалось, койка его была аккуратно заправлена, тумбочка, стоявшая рядом с кроватью, была пуста. Обеспокоенный Сибирцев решил зайти в столовую, но двери столовой оказались закрыты на большой амбарный замок. В недоумении Леонид прислонился к дверям спиной и закурил папиросу. Тут он увидел показавшегося из-за угла Стаханова. Алексей шел, казалось, не замечая Сибирцева. В левой руке он нес фонарь, в правой - отбойный молоток. Одет он был в свежевыстиранную шахтерскую робу.

-Ты куда? - не удержался Сибирцев.

В ответ Стаханов лишь загадочно улыбнулся и, миновав Сибирцева, продолжил путь. Леонид последовал за ним.

Стаханов обогнул засохший фонтан со статуей футболиста и вышел на грунтовую дорогу, ведущую к шахте. Дорога была пустынна. Сибирцев еле поспевал за Алексеем; тот опережал его метров на тридцать. Вскоре новенькие сапоги Сибирцева покрылись толстым слоем пыли.

- Вот черт! - подумал Леонид. - Вакса, как назло, кончилась... У ворот шахты Стаханов обернулся и посмотрел на Сибирцева. Тот остановился и вынул изо рта давно погасшую папиросу. Подобно многим персонажам этой книги, Леонид чувствовал себя неловко.

Стаханов молчал. Молчал и Сибирцев, забыв о своем, казавшемся ему теперь глупым, намерении. Высоко над ними пролетел самолет. Сибирцев поднял голову и проводил самолет взглядом. Зрелище по тем временам было редким.

- Вот и вся между нами разница, - сказал вдруг Стаханов. - Ты мечтаешь об этом, - он ткнул пальцем в сторону неба, - а я... сам знаешь. Мое место там. - Он опустил голову и на секунду задумался. - Я там как рыба в воде, понимаешь? Такая вот реминисценция...

Сибирцев в ответ понимающе кивнул головой. Он вспомнил, как в детстве мама читала ему роман Жюля Верна "Путешествие к центру Земли". Ему ясно представилась обложка, красивые гравюры. Кажется, это было приложение к "Ниве".

- Надо будет дать почитать Алексею, - подумал Сибирцев. - Ему понравится.

Но тут Леонид понял, что, пока он размышлял надо всем этим, ворота шахты закрылись за Стахановым.

И вот Стаханов спускается вниз, Стаханов уже в забое, Стаханов зажигает лампу, достает молоток... а он, Сибирцев, в своем новом костюме стоит здесь, среди этих пыльных холмов и торчащих повсюду копров - совершенно один, никому не нужный...

Он закурил и побрел в сторону города.


* cм. Michael J.Goorvich. Getting down. Short history of the Stakhanov movement in Soviet Russia Quebec, 1978, pp.432-610.
** Krystina Kaminska. Prawdziwa cnota krytyk sie nie boi. Warszawa, "Wiedza Powszechna", 1991.

Пишите нам: info@gazeta.ru
Copyright © Gazeta.Ru
RRU_Network
При перепечатке и цитировании ссылка на источник с указанием автора обязательна. Перепечатка без ссылки и упоминания имени автора является нарушением российского и международного законодательства, а также большим свинством.