Текущий год, отмеченный тремя девятками, последний год ХХ столетия в сознании большинства людей, подверженных магии цифр, связан не только с неизбежной подготовкой к смене власти, как законодательной, так и исполнительной. Это год подведения итогов, о чем страна, устремленная к новым выборам, за которыми, как кажется, должна последовать новая жизнь, забывает.

Разумеется, попытки выяснить, кто же мы все-таки такие, зачем эта страна существует в этом мире, попытки понять в соответствии с призывом Губермана Россию умом и выработать некое подобие национальной идеи на уровне ментального образа, а не на уровне подсознания, время от времени происходят. Однако, если исходить из того, что национальная идея - это рецепт лечения больного общества (а в том, что российское общество сегодня болеет, похоже, не сомневается никто), то не худо бы сначала поставить диагноз этой болезни.

Сегодня мы попытаемся сделать это с точки зрения психотерапии - науки, привыкшей работать прежде всего с конкретным человеком и его конкретными проблемами. Однако хороший человек способен украсить собой любое место, но место, в свою очередь, способно украсить человека такими комплексами, что мало не покажется.

В работе с громким названием "Футурошок" Элвин Тоффлер писал, что индустриальное и особенно постиндустриальное общество с его кардинальным ускорением жизни приводит к дезадаптации человека, к появлению страха относительно будущего. Оно сегодня изменяется настолько быстро, что не только не дает оснований для прогнозов по методу экстраполяции, но и просто возможности представить себе, что будет через несколько десятков или даже несколько лет. Количество изменений и в технологии, и в обществе настолько быстро приобретает характер качественных, что человеческий ум, способный в большинстве случаев представить количественный рост (квартир, машин, компьютеров, экологически вредных выбросов на душу населения и т.п.), не в состоянии предугадать, как это отразится на его жизни.

В сегодняшней России эта проблема накладывается на кардинальное изменение вектора социального развития, произошедшее в конце 80-х - начале 90-х годов. Мы шли к светлому будущему, отказывая себе во многом и рассчитывая поесть, когда придем. Наш путь становился все трудней, запасов все меньше, и стало ясно, что мы идем не туда, а вместо света впереди тьма. И когда авангард трудящихся узрел наконец табличку "коммунистический тупик", поступила команда "кругом марш". И тот верблюд, который плелся в хвосте, когда караван продвигался вперед, неожиданно для себя оказался первым. Ему не на кого равняться, он не привык к ответственности, к самостоятельности, к тому, что перед ним не маячат спины или хвосты ведущего его за собою мудрого руководства.

Однако, осознав невозможность построения светлого будущего в отдельно взятой стране, мы тем не менее не можем до сих пор осознать степень своего поражения, продолжая искать собственный, не похожий на других, путь. И это понятно, так как иначе удар по сознанию общества, нанесенный проигрышем в холодной войне буржуазному Западу, развалом социалистического лагеря и одновременно распадом Союза, мог бы оказаться смертельным. Кирпич действительно был тяжелым, но и голова достаточно крепка. Так пациент, пришедший к психотерапевту, испытывает шок оттого, что его проблемы не уникальны, а являются типичным случаем отклонения от общей нормы.

Начнем, как и положено, с анамнеза. Три или четыре поколения жителей нашей страны жили в советскую эпоху. Этого более чем достаточно для формирования особого мировоззрения, занявшего прочное место и в сознании, и в бессознательном. Целостная система, препятствующая формированию личности, работала на консервацию инфантилизма. Если в нормальном обществе существует установка на беспроблемность и самостоятельность человека, то в советском было важнее, чтобы он оставался хоть и проблемным, но зависимым. Считалось, что так легче контролировать.

Воспитание "хомо советикуса" начиналось с самого детства - как только человек начинал ходить и говорить, его начинали учить сидеть и молчать. С первых лет жизни каждый ребенок видел портреты вождей. Ему внушалось, что именно эти люди обеспечивают его счастливое детство. Самые яркие, незабываемые дни - это революционные праздники. Именно в эти дни бывали демонстрации, спектакли, гости, подарки, оркестры и веселье.

Образ вождя входил в личную жизнь каждого человека. "Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой - в горе, надежде и радости. Ленин в твоей весне, в каждом счастливом дне. Ленин в тебе и во мне". Биографии основных вождей изучались уже в дошкольных учреждениях. Причем полноценным признавалось лишь так называемое организованное воспитание, с непременным посещением детских яслей и детского сада.

Каждый советский мальчик или девочка, поступая в школу, мечтал перейти под защиту и покровительство вождя, став октябренком. Здесь и появляется совершенно особый социальный страх, который присутствует в советском человеке. Причина этого страха: "А вдруг меня не примут в октябрята?".

Этот страх вызван не только механизмами конформизма, но и всем укладом жизни общества и семьи. В этом возрасте ребенок уже твердо усвоил: "Быть нелюбимым вождем - это значит потерять все". Не получивший пластмассовый значок с портретом "кудрявого защитника малышей" становится изгоем.

Сразу же вслед за первой инициацией начиналась подготовка ко второй - к приему в пионеры. Здесь уже заранее сообщалось, что примут не всех, а только достойных, и каждый стремился стать достойным. Красный галстук делал вас частью нового сообщества и вместе с тем, стягивая горло, стеснял дыхание, вызывая тем самым неуверенность и тревогу.

Вы в числе избранных, под защитой пионерской организации и вождя. Организация занята поиском полезных дел, которые не так-то просто найти. Но можно и не трудиться, а только отчитываться - вот первое знакомство с возможностью не работать. И еще одно явление, мимо которого уже не удается пройти, - среди принятых в пионеры не все заслужили это! Так происходит знакомство с блатом.

Две последующие инициации - вступление в комсомол и в партию, будучи более бюрократизированными, оставляли менее глубокие воспоминания, да и не все их проходили. Однако без вступления в комсомол формирование советского человека не могло считаться законченным. А уж страх получить комсомольское взыскание или быть исключенным из этой организации действительно оставался в подсознании на всю жизнь.

Сегодня старая система воспитания оказалась полностью разрушенной. Ее пытаются заменить чем-то другим, в том числе возрождением религии, прежде всего православия. Однако если общество стремится к тому, чтобы его члены осознали себя в роли действующего субъекта, преодолели доставшееся от тоталитаризма рабство, приобрели жизненную активность и уверенность в себе, то как раз православие, мягко говоря, не вполне способствует этому. Недаром многие психологи, рассматривая особенности национального характера, говорят не просто о русском, а о русско-православном менталитете.

Выраженные в нашей культуре стремление к страданиям, самобичеванию, низкая самооценка связаны с тем, что счастье воспринимается не само по себе, не как отдельный и самодостаточный факт и сторона жизни, а через призму своих противоположностей - страдания и несчастья. Более того, все возможные радостно-счастливые состояния земной человеческой жизни отодвигаются на второй план, уступая первенство несчастью и связанным с ним переживаниям. Это ярко видно в таких выражениях, как "Горя бояться - счастья не видать", "Не было бы счастья, да несчастье помогло", "Кто нужды не видал, тот и счастья не знавал", "Где горе, там и радость" и т.п.

Российский менталитет, отличаясь повышенной способностью к творчеству, к сожалению, мало приспособлен к воплощению идей в жизнь, требующему конкретного, четкого мышления, отработки деталей и кропотливого труда. Для человека с российским менталитетом важнее верование, чем рефлексия. Важнее правила морали, чем установки закона. Важнее страдание, чем радость. Важнее переживание грусти, чем счастья. Важнее коллективизм, чем индивидуализм. И если мы хотим идти к цивилизованному обществу, то сегодня крайне необходимо обратить внимание на фундаментальные основы современной жизни, которые недостаточно представлены в нашей культуре, нашей ментальности - индивидуализм, здоровая конкуренция, высокая самооценка, переживание счастья и радости своих достижений, положительное отношение к постоянному, ежедневному и кропотливому труду, заинтересованность в конечном результате и детальная проработка путей его достижения.

Продолжение следует.