Отношение к Грушинскому фестивалю в среде любителей авторской песни давно стало двойственным. С одной стороны, вроде бы старейший и крупнейший фестиваль (и не только в авторской песне - какой еще жанр может похвастаться фестивалем с аудиторией в сто-полтораста тысяч слушателей?) с неизменным присутствием звезд первой величины, с гостями отовсюду, где поют по-русски.

С другой - каждый год после первого июльского уик-энда КСП-шную тусовку сотрясает дружный вздох разочарования. Дескать, Грушинка окончательно испошлилась, поляна полна пьяной шпаны, у костров слышна сплошная попса, менты творят черт-те что, дрова приходится покупать, на поляне вовсю орудуют кришнаиты, жириновцы и невесть кто еще, лауреаты какие-то совсем бесцветные - то ли по блату прошли, то ли вовсе выбирать не из кого, и вообще - при чем тут авторская песня и зачем мы туда ехали? Характерно, однако, что почти все авторы таких разочарованных монологов через год снова окажутся на той же поляне. А если кого и недосчитаемся, то только по форс-мажорным обстоятельствам - то ли ногу сломал, то ли жена рожает...

Хотя подобная критика стала почти ритуальной ("вот после Грушинского наберусь свежих отрицательных впечатлений..." - сказал в двадцатых числах июня автору этих строк многолетний председатель жюри фестиваля Александр Городницкий), правды в ней гораздо больше, чем хотелось бы. Грушинка стала достопримечательностью Самарской области, местом народных гуляний и в первую очередь - оттяга молодежи, зачастую понятия не имеющей, что тут вообще происходит и ради чего. А сценические и акустические особенности огромного "концертного зала" под открытым небом обрекают Грушинский быть фестивалем бард-шлягеров, желательно еще и интерактивных - с подпевом и прихлопом. Ничего другого двадцатитысячная аудитория, постепенно коченеющая на крутом стометровом склоне-Горе, просто не в состоянии воспринять.

По моим впечатлениям, пика все это достигло к середине 90-х, когда у каждого второго костра включенный на полную мощность приемник или магнитофон орал самую тошнотворную попсу, а если откуда-то доносилось что-то человеческое, то можно было ставить пять к одному, что это твои личные знакомые.

Но во второй половине десятилетия у меня появилось ощущение перемен к лучшему. Я долго боялся ему поверить - может, я просто привык ко всем этим безобразиям или перестал выходить за пределы немногих островков интеллигентности? И только сейчас, по окончании 26-го Грушинского фестиваля, могу сказать определенно: да, атмосфера изменилась. Ни одного источника музыкального шума, кроме как на торговой поляне - это уже факт, не заметить их было бы невозможно. Хорошие песни у множества костров, где сидели вполне незнакомые мне люди - это тоже факт. И список лауреатов, где ни одна позиция (кроме задорного мормонского ансамблика) не вызывает недоумения, тоже что-то значит.

Может быть, дело в том, что фестиваль оказался не самым многолюдным - по оценкам милиции, в пиковый момент на нем присутствовало 100-110 тысяч человек против обычных в последние годы 140. (Складывается впечатление, что по-настоящему "своих" людей на Грушинском тысяч 70 - 80, а все, что сверх этого, только ухудшает атмосферу). Правда, и такого количества людей вполне хватало, чтобы по основным дорожкам и волжскому пляжу было не протолкнуться, а с закатом над поляной повисал густейший смог от десятков тысяч костров. Но, по крайней мере, над организаторами в этом году не висел хронический кошмар всех последних фестивалей - "а что будет, если на будущий год приедет двести тысяч?".

Главным предназначением Грушинского всегда было введение в оборот новых песен и новых имен - через официальный конкурс или помимо него. Настоящим открытием этого года стал авторский дуэт сестер Вотинцевых из Екатеринбурга. Впрочем, об открытии тут можно говорить лишь условно - на Урале и прилежащих территориях Нину и Веру знают и ценят давно, и даже автор этих строк уже год является счастливым обладателем их кассеты. В их песнях на редкость удачно сочетаются стильная поэзия и исключительная музыкальность (причем не только природный талант, но и умелость, даже изощренность), они органичны и у костра и в концертном зале. Кстати, на Грушинском они победили не только в основном конкурсе, но и на Втором канале - параллельной программе, учрежденной четыре года назад специально для выявления и поддержки камерных, не склонных к шоу-стилистике авторов и исполнителей.

Впрочем, это уже становится доброй традицией: все чаще лауреаты Второго канала добиваются успеха и на "канале первом" - либо одновременно, либо чуть попозже. Вот и в этом году вместе с Вотинцевыми в число лауреатов Грушинского попал исполнительский дуэт томичанок Ирины Абушаевой и Марины Томиловой, отмеченный Вторым каналом год назад. Неплохой компанией для них стали Александр Баль из Могилева и Наталья Колесникова из Воронежа - талантливые, явно растущие авторы. Словом, в этом году с лауреатами все в порядке - если, конечно, понимать лауреатство не как победу в самом крупном турнире по авторской песне, но как определенную рекомендацию от конкретного состава жюри, признавшего именно этих людей интересными и достойными.

Без скандалов, впрочем, не обошлось. То, что в лауреаты каким-то чудом попал американо-канадо-британо-датско-российский (представляете степень их сыгранности!) ансамбль "Мост любви" - это еще цветочки. В конце концов, присутствие чего-нибудь в таком роде на Грушинском и даже на его главной плавучей сцене-Гитаре - одна из традиций фестиваля. Конечно, никакого отношения к жанру авторской песни данный коллектив не имеет, так что уж лауреатства-то можно было бы и не давать. Да леший с ним, нам не жалко, лауреатом больше - лауреатом меньше, в воскресенье на одной из малых сцен был концерт лауреатов прошлых лет - так там порой и не такое звучало! Гораздо больший шок у интеллигентной части публики вызвало выступление на Гитаре "гостя фестиваля" Никиты Джигурды, сначала, как водится, спевшего Высоцкого (вместе с залом - "Если друг оказался... ну, дети! - Зал: Вдруг!" и т. д.), а затем - что-то собственного сочинения - конечно же, о России и о том, как она встанет с колен.

Но оказалось, что и это еще не предел - вслед за ним на Гитару вышел некий специалист по блатняку с характерным псевдонимом Самарский и спел музыкальную торговую марку блока "Голос России". Точнее - пооткрывал рот: размякший на бардах звукооператор поставил было фонограмку "минус один", и г-н исполнитель, нимало не стесняясь, скомандовал прямо в концертный микрофон: "Голос плюс!". Такой вот, значит, нынче у России голос - фанера... На следующее утро Сергей Никитин от имени жюри закатил публичный скандал оргкомитету: мол, когда на сцену лезет губернатор или мэр с казенным "гимном города", от них не отбояришься, они деньги дают, а этих-то зачем выпускать?

Так что у желающих поговорить о вырождении Грушинского фестиваля недостатка в примерах и в этом году не будет. Хотя, на мой взгляд, лицо фестиваля давно уже не определяется одним только ночным Большим концертом на Гитаре. На четырех или пяти сценах в разных концах поляны непрерывно шли песенные программы, да такие, что я, житель города, где в сезон проходит как минимум 30 - 40 бардовских концертов в месяц, а в иные бывает и до 80, только слюнки пускал: как же на все успеть? В частности, одна из площадок была отдана Театру песни под руководством Елены Камбуровой, уже второй год приезжающему на Грушинский. И если в прошлом году сама Елена Антоновна все больше наблюдала и режиссировала, то в этом она и творческие мастерские вела, и просто пела для публики. На Гитару, правда, выходить отказалась категорически, как ее ни упрашивали. И то сказать - что ей делать в одном концерте с г-ном Самарским?

Кстати, появление подобных персонажей, как и неожиданный всплеск внимания к авторской песне вообще и Грушинскому фестивалю в частности со стороны политиков и масс-медиа (в этом году на фестивале было аккредитовано полторы сотни журналистов и снимался очередной выпуск "Темы") говорят, на мой взгляд, вот о чем. Все последние годы в массовом сознании господствовал определенный стереотип представлений об авторской песне: это, мол, было специфически советское явление, оно ушло вместе с прежней жизнью, сохранившись лишь в небольших замкнутых группках, состоящих из неудачников и социальных маргиналов. Стереотип этот постепенно слабел, подтачиваемый все большим расхождением с очевидностью - пока, наконец, не рухнул, добитый сокрушительным успехом проекта "Песни нашего века". И массовое сознание оказалось перед необходимостью срочно выработать какой-нибудь новый, столь же понятный и удобный штамп. Мы сейчас присутствуем при начале этой работы.

Впрочем, барды ведут себя подобно соловьям из известного афоризма Эльзы Триоле - "поют и не знают, в моде они или вышли из моды". А может, как раз входят?