Грядущее пятидесятилетие НАТО и его расширение на Восток привлекает к себе внимание прежде всего тех, для кого это лишний повод высказаться. Но под разговоры о НАТО начисто забывается та самая родная печка, от которой вроде бы и принято плясать. Никто не задумывается над тем, что в первую очередь надо хотя бы попытаться определить интересы России в изменившемся мире. Национальными интересами на словах озабочены все. Но когда Россия пытается брать под защиту Саддама, Милошевича, когда премьер-министр удивляет Китай и Индию предложениями о союзе (осталось уговорить Ротшильда - по отношению к Китаю мы нынче бедные соседи), то создается впечатление, что именно к нашим политикам были обращены слова Владимира Соловьева: "Под особою задачею русской политики вы разумеете такую, которая и ставилась бы и разрешалась Россией отдельно и наперекор стремлениям всех прочих европейских наций".

Между тем, по мнению мыслителя, вся "особость" русской политики состояла и состоит в том, чтобы быть даже большими европейцами, чем сами европейцы, прежде всего в противостоянии силам, враждебным иудео-христианской цивилизации. Но при этом мыслитель предостерегал: "Действительные успехи внешней политики держатся внутренним прогрессом. Тот народ, как и тот человек, который внутренно не совершенствуется, не может совершать истинно славных дел: откуда бы они взялись?"

Это перекличка с Карамзиным, сказавшим: "Презрение к самому себе располагает ли человека и гражданина к великим делам"? Риторический вопрос первого русского можно задавать и теперь, но ответ будет все тот же. Очевидно, что люди с разрушенной (или не сформированной) структурой личности неспособны создать и государственную структуру. И потому неспособны использовать уникальный шанс, предоставленный России.

Создается впечатление, что повторяется ситуация второй половины прошлого столетия, когда процессы модернизации в России, ее внутреннее развитие показали всему миру очень серьезные претензии на усиление ее роли в мировой политике. Но применительно к тому времени граф Витте самокритично отмечал, что единственной силой, обеспечивающей положение России в мире, является армия. Сейчас же, когда образ русской армии формируют солдаты, попрошайничающие на улице или продающие себя в мужских туалетах, как ни странно, есть гораздо больше поводов для оптимизма.

Прежде всего потому, что размываются силовые барьеры, отделяющие Россию от мира и компенсирующие русским явное несоответствие многих сторон их жизни мировым нормам и стандартам. Интеграция может стать более глубокой - на уровне личности, а не на уровне нации. Резервация, куда Россию хотят загнать с помощью новой "национальной идеи", не будет закрытой.

Однако в резервации русские могут оказаться не только по своей вине. Расширяя НАТО, Запад показывает России, что считает ее не форпостом иудео-христианской цивилизации, а буфером. То есть Запад отказывается признавать достижения последних лет - от августа 91-го до президентских выборов 96-го. Как ни парадоксально, Запад не вполне устраивает нынешний политический режим и нынешний лидер России.

Источник силы Ельцина в том, что он - эндогенный политик. Этот биологический термин звучит странновато, но он передает сущность ельцинского феномена, отличие этого политического деятеля от Горбачева.

Борис Ельцин никогда не был политиком, пользовавшимся поддержкой Запада, и никогда не искал такой поддержки. Западу он непонятен и вызывает у тревогу у тамошних политиков, поскольку Запад никогда не давал ему властного мандата, который был у Горбачева. А до того - у Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева. Ведь, не испытывая потребности в каком-либо самоутверждении внутри страны, будучи "советскими руководителями", партийными работниками, аппаратчиками, но никак не политиками, большевистские вожди получали это звание лишь извне. Запад делал их политиками, включал в систему международных отношений, соблюдал все протокольные правила. Запад придавал форму бесформенному тоталитарному образованию, Запад узаконивал его, легитимировал.

И сколько бы сейчас ни говорилось о том, что создание НАТО - это ответ Запада на наметившуюся советскую экспансию, прежде всего на путч в Чехословакии и блокаду Берлина (чистая правда, между прочим), не стоит, наверное, забывать, что происходившее тогда может быть охарактеризовано и по-другому. Как нарушение Сталиным ялтинского сговора, в сущности, мало чем отличавшегося от мюнхенского. Просто Польшу и наших пленных Запад сдал, а за Чехословакию и берлинцев (только западных!) обиделся. Ну, не совсем так, конечно. Все ж таки уже был план Маршалла и не было столь явной угрозы прихода коммунистов к власти в странах Западной Европы. Но все же, все же, все же...

Все же советские вожди создавали вместе с Западом простой и ясный мир. Но равноправие тоталитарных вождей с демократическими политиками вовсе не означало равноправие русской нации с западными нациями. Да, от Советского Союза исходила угроза, но ведь то была плата за гарантированную стагнацию русской нации, отгородившейся от мира танками. Европа, кстати, нынешнюю русскую экспансию уже отметила. И поняла, что это будет посерьезнее танковой экспансии, которой, собственно, и не было, поскольку разделение Европы делало Россию статичной.

Только после падения Берлинской стены русские получили возможность показать себя миру. И русская экспансия не сводится к агрессии русской мафии, как хотели бы представить дело некоторые западные журналисты. России сейчас нужен лидер, способный, как Александр III, обеспечить хотя бы тринадцать лет мира, создать основы для преодоления чувства национального унижения (именно чувства - унижения как такого нет) на основе внутреннего развития и мирной экспансии - культурной, экономической, дипломатической, - а не на основе одинокого противостояния миру. Россию не должны бояться, но с Россией должны считаться.

Сейчас, в конце XX столетия, очевидно, что слова Владимира Соловьева о том, что весь мир должен быть европейским, вовсе не являются обоснованием империализма. Это даже не утверждение мирового лидерства христианских стран, а понимание того, что в основу миропорядка могут быть положены лишь принципы, выработанные не в Европе даже, а в той странной общности, которую иначе, как североатлантической, не назовешь.

Но ведь Россия явно не южноатлантическая страна. И опыт неудавшейся - в начале века - внешнеполитической модернизации заставляет вновь задаться вопросом: что же такое национальные интересы России?

Очевидно, что национальные интересы России состоят в том, чтобы стать равноправным членом сообщества цивилизованных наций. А потому национальным интересам России не могут отвечать ни союз с террористическими государственными образованиями, созданными Саддамом, Кастро и Каддафи, ни конфронтация с ближайшими соседями, ни объединение с белорусским совхозом, ни слияние трех лун - России, Индии и Китая.

А что отвечает? Наверное, осознание того, что во внешнем мире нация представлена государством. Государство же, по словам Ивана Ильина, "в его духовной сущности, есть не что иное, как родина, оформленная и объединенная публичным правом; или иначе: множество людей, связанных общностью духовной судьбы и сжившихся в единство на почве духовной культуры и правосознания".

Правосознание и духовная культура - категории вполне североатлантические. Ну, не северо же корейские. Другое дело, что из этого не следует признание монополии блока НАТО на защиту и выражение этих ценностей. Альянс не спас Европу от череды межэтнических конфликтов 90-х годов. И, кажется, перешел на самообслуживание. Создается впечатление, что у НАТО появились собственные полевые командиры. Или даже НАТО становится полевым командиром. Если это так, то ценности, которые призвана защищать и Россия, под угрозой.