Сравнение жизни с театром старо, как мир. Уподобление политики театру так же достаточно широко распространено, “политическая сцена” давным-давно стала расхожим выражением. Не является новостью так же и то, что многие политики-популисты используют актерские приемы для обольщения избирателей.

Однако тот театр политики, который возник почти 15 лет назад в СССР и получил в дальнейшем широкое развитие в России (как, впрочем, и в других бывших союзных республиках) - это совершенно особенное театральное явление.

Это театр свободы после десятилетий несвободы.

Многие годы у нас был только один выдающий артист - товарищ Сталин. При нем, да и после него еще 30 лет политическая сцена была наглухо закрыта. И вдруг занавес начал подниматься. Он поднимался рывками, но после каждого рывка хоть и застывал на время, обратно не опускался. На кремлевской сцене появился живой человек – коммунист с человеческим лицом – чудотворец Михаил Горбачев. Он произносил невероятные слова, призывал к невероятным действиям. От необычности, от неожиданности захватывало дух, люди испытывали совершенно новые чувства, о которых прежде лишь догадывались, что такие возможны, и от всего этого балдели и плакали. Ничто не могло отвлечь общество, особенно его думающую, активную часть от всего, что говорили и делали Горбачев и его соратники. Такой плотности внимания огромного количества людей к нескольким физиономиям и прежде всего к одному человеку, к Горбачеву, я думаю, мир до того не знал. Ни один знаменитый артист ни в какой из своих лучших ролей не испытал на себе такого активного сопереживания, сочувствия.

Поначалу это был не театр, это была наша судьба. И то, что происходило на главной политической сцене страны, действительно меняло нашу историю, наше будущее. Мы были тогда не зрителями, а гражданами, и Горбачев был не главный герой сериала, каковым стал позже, а проповедник и двигатель демократических перемен – первых шагов демократии, о которых мы сегодня почти уже забыли.

Тем не менее, хотя тогда это никому в голову не приходило, именно в те дни закладывались основы политики как театра, основы театральной политической системы и даже больше того – театрализованной общественной системы.

За прошедшие с тех пор годы нам многое не удалось, – не удалось построить подлинную систему демократии, не удалось создать настоящую рыночную систему. А вот театрализованную общественную систему создать, оформить удалось! Это и есть то новое, что возникло за годы перестройки и реформ – театрализованное сообщество, театрализованная страна.

Хочу сразу же заметить, театрализованная страна – это не так уж и плохо, это гораздо лучше, чем тоталитарная страна. Хотя, конечно, это не то, о чем можно мечтать, чем можно гордиться.

С какого же момента политика стала театром, политики - артистами, а мы, граждане, превратились в в зрительскую массу? Как мне представляется, все началось с появления на московской политической сцене Б.Н.Ельцина. Особенности его артистического дарования сказались на театральном облике российской политики, на репертуаре этого театра, на формирование трупы, на его, так сказать, “художественных” исканиях.

Почему я считаю, что этот театр начался с Ельцина? Потому что именно он первый полностью поставил свою политическую судьбу в зависимость от народа, от избирателей. Он вышел на сцену не перед членами ЦК, или еще уже, – перед членами Политбюро, он вышел на сцену перед всем народом. Горбачев во многом опирался на партию, он действовал, искусно используя ее структуры, механизмы и аргументы. Ельцын же, оказавшись вне партаппарата, сделал ставку на народ.

Что это означало в наших условиях? С одной стороны, ничего не понимающий в демократии, не знающий, как строить новую жизнь народ, с другой стороны – точно так же ничего не понимающий в демократии и тоже не знающий, как строить новую жизнь, Ельцин. Из такой комбинации ничего, кроме театра, выйти не могло. Надо было разыграть из себя кого-то, кого люди могли полюбить, за кого пошли бы голосовать, и Ельцын выбрал роль борца с привилегиями, роль антикоммуниста. Он искренне играл эту роль, от души, но это была игра. Может быть, сам он не подозревал, что играет, но он играл.

Страна в достаточно короткие сроки буквально забурлила самыми разными зрелищными политическими событиями. Русская свобода нашла себя, выразила себя в театрализации жизни. Все носило театрально-игровой характер: приватизация, проституция, выборы, мафия, банки.Дух театральности проник даже на производство, в армию. Даже подлинные драмы и трагедии этого периода - августовский путч 91-го и события октября 93-го во многом носили постановочный, театральный характер. Люди гибли всерьез, навсегда, падали и не поднимались, но потом выяснялось, что то, ради чего они погибли или были готовы погибнуть - не более чем определенная игра определенных политических сил. Все актерствовали. Политические сериалы типа “Ельцин против Горбачева”, “Хасбулатов против Ельцина” шли не только на московской сцене, но и на губернских и многих городских политических сценах. Наиболее выдающиеся “местные спектакли” показали и продолжают показывать Владивосток, Краснодар, Красноярск.

В эти дни мы наблюдаем запуск нового сериала -“Кириенко против Лужкова”, обещающего стать , судя по первым сериям, по явно неадекватной реакции мэра Москвы на решение Кириенко стать его соперником, весьма захватывающим многомесячным представлением, которое заставит зрителей-граждан склоняться то на одну, то на другую сторону.

В политических спектаклях последних лет принимали активное участие генералы, ученые, олигархи, эстрадные певцы, несколько женщин сыграли заметные роли. Были поистине выдающиеся артисты на сцене политики. Вспомните шута Марычева, который каждый день представал в новом образе, по-своему доводя до сведения Государственной Думы нужды людей разных сословий и профессий. Вспомните Брынцалова с супругой. Я уже не говорю о таком выдающемся актере, как Жириновский. В течение нескольких месяцев весь мир дрожал от страха, полагая, что в лице Жириновского сатана послал на землю нового Гитлера.

Однако, наиболее основательной, серьезной, если хотите, фундаментальной частью сегодняшнего политического театра России – это мы с вами, зрители. Наш народ с некоторых пор, это уже не народ-труженик, даже не народ-страдалец. Это народ-зритель. Что это значит? Отмечу два момента. Народ-зритель легко управляем. Я имею в виду управление сознанием, управление чувствами. В театрализованном обществе происходит зрительское отчуждение людей от своей реальной драматической судьбы. Люди воспринимают перипетии реальной действительности, как набор увлекательных фильмов бесконечного телесериала. Некоторые даже досадуют, когда драматические события завершаются, – будто недосмотрел кино.

Пережитое человеком у телеэкрана по силе впечатлений все чаще оказывается наиболее интересной, наиболее содержательной частью его жизни. Скоро появятся мемуары телезрителя, в которых будет пересказываться история взаимоотношений автора с телевизионными программами, как с важнейшими событиями личной жизни. Из такой непомерной “экранизации сознания” проистекают очень серьезные опасности для человека и общества.

Политический театр фактически превратился в некий “театр прототипов”. В этом театре прототипы возможных будущих художественных спектаклей, по существу, отказываются ждать, пока их покажут на сцене артисты, пока о них напишут драматурги, – они сами выходят на сцену и показывают себя. Прототипы опережают художников, подменяют художников. При этом театр политики во многом паразитирует на театре подлинном, отнимает у него зрителей. Учения Станиславского, Мейерхольда, Брехта поставлены сегодня на службу популистской политики. Подлинный театр, к сожалению, пока не ответил на этот нагло брошенный ему вызов. Более того, некоторые московские театры стараются угодить, услужить театру политики. А целый ряд деятелей театра и кино на наших глазах просто превратились в завзятых политиков – Говорухин, Кобзон, Губенко, Михалков. Они пользуются своим артистическим дарованием, как орудием политической карьеры.

Россия была обречена на избыточную театрализацию политики. Первопричины этой обреченности следующие.

Свобода пришла к нам не как институция, не как закон, а как зрелище. Знаменитая прогулка Горбачева с Раисой Максимовной по Невскому проспекту, поездка Ельцина в московском троллейбусе, облетевший весь мир кадр: Ельцин на танке у Белого дома, - вот с чего начиналась наша свобода.

Наши вожди не знали, что делать, как обращаться с обретенной свободой, поэтому постоянно приходилось что-то разыгрывать, лицедействовать. Репетировали отсутствующую пьесу. Главная задача была – любой ценой удержать в напряжении внимание народа. И вот эту, чисто театральную задачу, они успешно выполнили. Страна развалилась, экономика развалилась, вся культура развалилась, – но тот театр, о котором мы ведем здесь речь, театр политики все эти годы развивался, обнаруживал новые формы, можно сказать, процветал. Мы и сегодня, как десять лет назад, не можем оторвать глаз от политической сцены России.

Народная психика исторически была подготовлена к восприятию зрелищной политики. Россия в ХХ веке почти не знала удачливых, радостных, да просто сытых, нормальных периодов. Одни войны, революции, разрухи, репрессии. Но люди не могут жить все время в угнетенном настроении, поэтому они поворачиваются душой в ту сторону, откуда можно хоть что-то получить для утешения. В бедной стране лучше всего утешают артисты, клоуны. Вот почему “театр прототипов” был встречен с восторгом, можно сказать, получил народное признание. Какая разница – Жванецкий или Жириновский? Концерты Жириновского нередко даже интереснее, смешнее.

Театр – это сегодня наш образ жизни. Даже такая серьезная вещь, как бюджет, у нас носит сугубо театральный характер. Я уверен, если бы наши экономисты, социологи, государственные чиновники внимательно проанализировали все параметры нашего общества, как общества насквозь театрализованного, они бы гораздо лучше поняли Россию и то, что в России нужно делать.

Мы были театральной страной в том смысле, что люди у нас любили театр. А теперь весь мир смотрит на нас всех, на всю нашу страну, как на театр. Журналисты разных стран никуда так не стремятся, как в Москву. Нигде нет таких зрелищ, таких невероятных событий, таких рельефных политических фигур. Мы – театр, мы – спектакль для всего мира. Кто-то скажет – это ужасно, а я скажу – ничего страшного. Лучше страна-театр, чем страна-тюрьма.