Второй номер нового американского журнала русской литературы "Контрапункт" содержит автоанонс Петра Вайля "Гений места" (книга выходит в Москве в издательстве "Независимой газеты"). Начинается он такими словами: "Связь человека с местом его обитания - загадочна, но очевидна. Или так: несомненна, но таинственна. Ведает ею известный древним genius loci, гений места, связывающий интеллектуальные, духовные, эмоциональные явления с их материальной средой".

Так же "таинственно, но несомненно" то обстоятельство, что развитие литературы, существующей на определенном языке, возможно только в том месте, где этот язык освящен genius loci. Восприятие этого обстоятельства в отношении русского языка во времена не столь давние было сильно искажено даже не затрудненностью самого развития, которое, пусть трудно, но происходило, а тем, что "самое-самое" печаталось (если вообще печаталось) "за бугром". Тогда как ныне все встало на свои места: есть провинция внутренняя, и есть провинция внешняя.

И можно только гадать, какого рода полифонию имели в виду отцы-основатели журнала, давая ему вышеприведенное название. Во всяком случае, проза и поэзия второго номера даже не намекают на эстетическую полифонию, характерную в данный момент для российской ситуации. Намек на нее присутствует в обзоре Антона Долина "Хоровод вокруг культуры", написанном "специально для журнала "Контрапункт" и рисующем привычную нынешним жителям России картину существования культуры в условиях владычества постмодерна. Одно из условий этого существования - "несмотря на полное отсутствие денег, сил и средств". "Конец логоса, исчерпанность смыслов, горькое чувство глобальной ненаполненности... ностальгия... по четким нравственным представлениям" - таков вывод автора обзора, вполне адекватно передающий настроение русскоязычной метрополии.

Голоса "контрапункта", представленного в номере, естественно делятся на звучащие из России и из ее внешней провинции. Однако большинство их вполне в унисон воспроизводит эстетику литературы советских времен - речь в данном случае идет о реализации в постсоветское время разоблачительной потенции, заложенной в феномене советской либеральной литературы. Которая, как пишет исследователь поэзии русского андеграунда Владислав Кулаков в предисловии к своей книге "Поэзия как факт" (М., НЛО, 1999), "была либеральной, свободной, порой даже в меру "авангардной", но все же советской. То есть разделяющей (хоть и со знаком минус) основополагающие мифы системы. Тогда как нонконформизм как таковой безусловно не является формообразующим фактором, способным стать основой художественной типологии русской литературы второй половины XX века".

"Нескучные чернобыльские рассказы" Сергея Мирного воспроизводят усиленную экстремальными обстоятельствами характерную для советской системы атмосферу отношения к человеку - "самый главный прибор в машине радиационно-химической разведки - ЧЕЛОВЕК". Ужас ситуации передан автором описанием полного отсутствия понимания этого у кого-либо из действующих лиц. Вопрос "адаптация - к радиации?" превращается в вопрос "адаптация - к действующей в стране системе?".

Интересны своим фактографическим материалом воспоминания классика советской (и мировой) фантастики Бориса Стругацкого - "Комментарии к пройденному", - описывающие мытарства знаменитых "А и Б" при реализации таланта в советское время. Равно как и главы из романа Александра Гениса "Довлатов и окрестности". И вызывает удивление факт помещения рассказа Марка Фельдмана "Любовь в Тель-Авиве" в рубрике "Самиздат" с пометкой на каждой его странице "печатается за счет автора". Этот рассказ, повествующий о вечной проблеме граждан неблагополучной страны - "уехать нельзя остаться", - исполнен не хуже остального материала и более чем уместен в журнале заявленного профиля.

Поэзия, представленная в номере эмигрантами последней волны Марией Игнатьевой (Испания) и Леопольдом Эпштейном (США), - традиционная лирика без особых претензий. Настроение ее у Игнатьевой передается строкой "И прикрепи, не смущаясь, на стенку / Минина, ГУМ, Мавзолей". Стихи Эпштейна более метафизичны, среди них выделяется "стихотворение "После мигрени", например, такой строкой: "Большие деревья ворочают тяжелыми головами".

В отношении повести Леонида Жуховицкого "В близком отдалении" можно сказать, что она с поправками на время воспроизводит стиль повести времен либеральной "Юности": положительно-отрицательный рефлексирующий герой ("теперь знающий, что люди кормятся при любом деле" и рассуждающий о "нашем поколении") и отрицательная, но тянущаяся к нему героиня (в которой "улавливается одна идея - пробиться", но которая "все-таки..." тянется к "правде"). Поколение "новой волны" вполне в духе номера представляет Игорь Иртеньев, ныне - поэт-"правдоруб", по приглашению журнала совершивший турне по Америке. Но вершины своей пафос разоблачительства достигает в эссе Вячеслава Пьецуха "О движении литературы", стержнем которого является информация о том, сколь неприглядны как сама личность классика русской литературы И.С.Тургенева, так и ее роль в истории этой самой литературы. Эссе подтверждает правоту Антона Долина о постмодернистской атмосфере "конца логоса, исчерпанности смыслов, горького чувства глобальной ненаполненности" и исполнено в характерном для нашего времени смешении стилей. В данном случае смешаны стили "сбрасывания с корабля современности" в духе директивных статей времен строгого догляда за литературой, болезненно-воодушевленного ратования за некую "новую" литературу в духе семидесятников прошлого века и злорадно-уничижительного констатирования умирания культуры в духе Владимира Сорокина. При этом, несмотря на рассуждения о неких "грядущих поколениях россиян", судьба которых зависит от того, как повернется научно-технический прогресс, упоминанием о котором пестрит эссе, возникает ощущение, что автор, раздраженный тем самым "горьким чувством глобальной ненаполненности", ищет случая излить свою желчь на кого придется. Пришлось - на Ивана Тургенева. Почему - остается непонятным даже при внимательном чтении эссе, противоречивые тенденции которого заслуживают отдельного разговора, неуместного в рамках данной рецензии.

Закончить хотелось бы на мажорной ноте. Прежде всего потому, что на ближайшие номера журнала анонсированы Вениамин Блаженный и Генрих Сапгир - представители нового, ныне складывающего истеблишмента. Это уже движение в сторону некоторого разноголосия. А главное - в номере, в рубрике "Книга на полке", присутствует статья Лилии Поленовой "Великая макулатура". Статья-рецензия посвящена последнему роману "представителя американского литературного андеграунда", "врага истеблишмента" Чарльза Буковски "Pulp" (получившего название "Макулатура" при публикации в журнале "Иностранная литература"). Этот "американский Веничка" "ничему не удивляется, философствует, выпивает, раскрывая дело за делом", и у него, как и у "русского Венички", "грустная интонация скрыта за анекдотичностью и абсурдностью происходящего". Оба они своим главным эпитетом выбрали "красный" - как символ крови и страдания, и "их сходство разрушает миф о непонятной иностранцу русской душе". Оба они "показывают страдания души человеческой, которая оказывается одинакова "по ту и по эту сторону Пиренеев". Чем и достигается гармоническое сочетание при развитии двух или нескольких самостоятельных мелодических линий, являющихся сутью контрапункта.