Странные книги читают люди в московском метро по дороге домой. Например, "Прогулку к морю" Алены Кравцовой. Казалось бы, Петровка и Огарева, где-то рядом на этаже трудится Анастасия Каменская, все, вроде, должно быть хорошо. И вдруг - убивают очередного издателя. Почему? Зачем? Чем людям мешал? Может, бандиты? Нет, не бандиты - обороты не те для бандитов. Может, баба? По любви? Нет, не баба - ей и так плохо. А может, писатель? В поисках утраченной литературы? Может. Наверно, критики довели. В общем, дело не простое. Насте Каменской не поручишь, тем более, она уже расследовала про одного писателя и издателя. Виноватых, конечно, нашла, но потом долго пила. Трудно это - с издателями и писателями общаться и критику потом читать. Кому же поручить?

О! Вохе Домашеву! Молодой, развелся недавно, должен справиться. Он, конечно, тоже непростой. Чего-то кропал когда-то - "Высокий, тоненький, писал рассказы: "Дом напоминал негра с голубыми глазами..." И ждал любви. Сейчас он ничего не ждет и пишет служебные отчеты". Пускай парень развлечется, отведет душу с издателями-фигателями, а то чего-то совсем закис - на людей бросается, о поэзии говорит, и взгляд такой отсутствующий. Как у собаки. Которая все понимает, но сказать ничего не может. И таки дали Домашеву дело.

Тут дорогой читатель с ходу получает все рифмы, которые ждал просто всю жизнь. Безумная любовь с длинными ногами прямо из ушей, постоянные похороны, предательства, ветер, море, водоросли. Опять окрутили Домашева. Не видать ему Настьки Каменской. Преступный элемент отвлек внимание следователя на любовь-морковь и задумал сотворить недоброе. Всех убить, ограбить, посмеяться и уйти обратно, в свой преступный мир. Женщина-вамп, femme fatale - Насте до нее далеко, как до Альдебарана. Короче, смертельный коктейль либидо и мортидо. Взрывается сразу, и никаких катышков и бактерий в порезах.

Конечно, Домашев повелся. Тут же море (Помните, как у Грофа? Третья перинатальная матрица?), Ялта, фрукты. А потом и заграница с валютой. Удивительно, как они вдвоем в космос не улетели. Безумная любовь с длинными ногами из преступного мира стреляет в Домашева, когда он совсем этого не ждет. Он в этот момент о детях думает. Или еще о чем-то - так сразу не поймешь. Стреляет и убегает. А Домашев мучается, потому что это любовь. Могло бы быть так все прекрасно.

Хорошо бы он умер, этот Домашев. На войне какой-нибудь. Третьей мировой, например. Засудили бы его там в термоядерном окопе военно-полевым судом Дэвида Линча за невнимание к женщине, выращенной в советских условиях. Но было бы уже поздно. Потому что Анна (она же длинноногая преступница) любит другого, не Домашева. Не быть ему президентом. "Самолет набирал высоту и теперь они летели над облаками. Там, где, говорят, томятся души недавно умерших, еще постигая только бренность всего земного". Ох, тяжело летать над облаками. Томишься, так и не постигнув только бренности всего.

А еще тяжелее ездить в московском метро домой. Хорошо хоть книжку какую-нибудь почитать можно. А то вдруг истомишься совсем, потому как целый час ехать и можно не успеть в магазин за колбасой. Почти только за ней, родимой, и еще чуть-чуть.