Натали Земон Девис. Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века. Пер. с англ. Доброницкой. - М.: Новое литературное обозрение, 1999. 400 c.; тираж 2000 экз., ISBN 5-86793-059-9

Критикам любого уровня свойственно прежде всего - критиковать. Работа такая. И с маститостью, вероятно, это праведное чувство справедливости превращается не столько в поиск, сколько в добросовестное подливание ложек дегтя в любое литературное изделие. Это все к тому, что наш случай представляет собой бочонок чистейшего интеллектуального меда. В нижеизложенных соображениях нет ни слова преувеличения. Конечно, "ничего, кроме правды", только припомним, "румяные" недоверчивые коллеги, что она бывает и сладкой. Настаивая на этом заявлении, хотелось бы предварительно извиниться за недостаточное количество восклицательных знаков в тексте по поводу отдельных эпизодов и книги в целом. Считайте один большой ! высшей оценкой по любой шкале.

Три женских автопортрета, три миниатюры, возможно и проигрывающих в масштабах парадным портретам их великих современников, несмотря на их преломление сквозь точку зрения посетительницы экспозиции, написаны современно и своевременно. Опять феминизм, застонете? Да, он, но, так сказать, чистый - от femina, женщина. Мы наблюдаем самый голубой ручеек бурной и уродливо петляющей реки, пока лишь мужественно (но как женственно) поблескивающий в джунглях "мужской" мировой истории. Н.З.Девис отдает себе в этом отчет, что явствует из самого названия - "Дамы на обочине", а по-английски слово margins имеет еще и более узкое значение, "поля книги". Получается, что и сама книга представляет собой "заметки на полях", удивительные по насыщенной и исчерпывающей информации.

О ее неправдоподобной полноте прежде всего говорит место, занимаемое в книге примечаниями; они, кстати, и сами читаются как краткие сюжеты, лирические отступления, что ли. Чего стоят одни только параллельные места, приводимые для объемности исторического контекста, а значит, из самых разных сфер человеческой деятельности. Так, в качестве свидетельства брачных обычаев у германских евреев приводятся цитаты из Ветхого Завета, судебных разбирательств, городской хроники, частных писем. Впечатляет. И каждое такое примечание приоткрывает тропу по обочине, впрочем, не отвлекая интереса от основной дороги-повествования. Выверенное чувство меры ни разу не подводит автора, предельно четко с самого начала осознающего свои цели - и амбиции. Прелестный пролог с завуалированным обоснованием выбора именно этой темы и этих героинь для исследования также примечателен: без ложного самоунижения, без высокомерия образованной и современной дамы Н.З.Девис в обаятельной манере устраняет необходимость выискивать в ее работе какие-то особенные претензии. "...Меня захватили ваши путешествия... и мне захотелось рассказать о ваших надеждах на изменение общества... потому что я и сама питала такие надежды", - искренне выкрикивает она в лицо своим "подопытным" судьям. Изменение общества! Чувствуете, чем это пахнет - и это в "темном" XVII веке. Тихая внутренняя революция, раскрепощение мысли стоят для всех четырех женщин старше шестидесяти неизмеримо выше практического триумфа, по-нашему - карьеры. Н.З.Девис добровольно ставит себя на место героинь, объектов, таким образом уничтожая любой налет превосходства "всевидящего автора" и оказываясь если не на такой же, то на такого же уровня ступени по отношению к миру. Просто еще один взгляд - из четвертого измерения, из будущего.

Не пренебрегают эти дамы, гуляющие - умозрительно - сами по себе, и практикой. При всей красоте и духовности своих увлечений (для всех трех это сочетание, пронизывание религией семьи, человечества, природы) они ни в коем случае не рассчитывают на участь экстравагантных графоманок, но придают своей деятельности солидный вес в обществе. Гликль бас Иуда Лейб своей биографией с бесспорно глубочайшим знанием дела передает завещание бессчетным потомкам своих 11 (!) детей. Ее "споры с Богом" не имеют ничего общего с богохульством или подпольным реформаторством; ей необходимо понять для себя некие основополагающие принципы устройства и регуляции мира, уже - мира то ли избранного, то ли отверженного народа, и их взаимодействия. Понять и, укрепившись (а не разуверившись) в Нем, передать это сокровенное дальше. Ибо без прошлого для нее нет семьи, нет и нации.

Если кого-то из дам и позволительно назвать почти по-мужски отчаянной, то... - представительницу католической религии, мать Мари Воплощения. Ее нечаянный бунт против "подобающего" положения женщины ее круга и достатка упрощенно сводится к девизу "Увидеть Канаду и умереть", как написал бы иной любитель кричащих заголовков. И он в сущности был бы прав, потому что судьба Мари прошла между этих двух точек. И увидела, и умерла. Предварительно обратив и воспитав в христианстве (правда, с рядом серьезных местных отклонений) несколько десятков американских индейцев. Новый Завет привел ее в Новый Свет, чтобы она принесла туда Свет старый и священный, свет веры. Поразительным - и, наверное, чисто женским - был мотив ее решения отправиться в дикую антицивилизованную Канаду. Ей приснилась местность, в точности совпадавшая по описанию с типичным канадским пейзажем, куда ее призвала Дева Мария. И все. С этого момента ей открылось Предназначение, воплощенное трудно и ярко этой монахиней-активисткой Воплощения, стопроцентно подтвердившей точность выбранного имени как избранного пути.

Нестандартная натура проявит себя и в ином преломлении. Скажем, в тяге к красоте, красоте природы, как изначальной, так и вечно девственной альтернативе деградирующего человеческого мира. Не давало покоя германской жительнице XIX века (или окончательно дало) безупречное устройство мира "самых маленьких". Приводило в здоровый творческий экстаз наблюдение за этими божьими тварями, красивейшими ювелирными изделиями Господа, все больше убеждавшее рисовальщицу и натуралиста Марию Сибиллу Мериан во взаимосвязях и превращениях природного мира. Превращениях, в свою очередь являющихся строго закономерными, изменяющими все внешне и вечно неизменными структурно. Сумбур и неправедность человеческого существования предстает в молчаливом, видно слишком печальном сравнении. Несомненно, самым роскошным и неземным созданием любой назовет бабочку. Шокированная еще в детстве различием и разнообразием четырех жизней этих летающих цветов, Мериан постепенно осознала и применяла к людям, к себе иронию миропорядка в его полноте, когда время, отведенное красоте в жизни, обратно пропорционально ее долготе и безопасности. Видимо скорбя о неутешительности этого соотношения, рисовать она решила Красоту.

Семья, призвание, наука. Три составляющие этого исследования самостоятельны и нераздельны. "Разные жизни, но разыгранные на общем поле". Или на "полях", в итоге преобразованных в областные центры напряженной работы интеллекта, аналитических способностей и эстетического чувства. Разобраться в этих хрупких категориях по отдельности, а затем увязать, не смешивая, доступно лишь четвертой "власти", автору. Самое дорогое для автора и самое неподдельное выражение читательского наслаждения выражается в немедленном исчезновении книги из книжных магазинов. Приходится обращаться в библиотеку или к более удачливому знакомому. Так собирайтесь, пойдемте.