Щ.Author Макс Фрай "В Америке нам снится время от времени одинаковый сон. Мы в Москве и время возвращаться назад, но не хватает каких-то важных бумаг, печатей, билетов. Чтобы получить их, надо стоять в непонятных очередях, которые оказываются не теми очередями, которые нужны, а время до отлета самолета все уменьшается, а как найти нужную бумагу, становится все непонятнее и непонятнее".
Комар & Меламид, "Стихи о смерти"
"Такой упрямый отказ забыть прошлое не случаен. Мы начинаем противоречить самим себе, как только пытаемся сформулировать парадоксальное отношение человека к мифу. Даже наиболее просвещенные из нас украшают для детей новогоднюю елку, не имея ни малейшего понятия о смысле этого обычая, и готовы пресечь в зародыше любую попытку его интерпретации. Удивительно, как много так называемых суеверий популярно сегодня и в городе, и в деревне, но если спросить кого-либо ясно и напрямую: "Верите ли вы в привидения, в ведьм, в заклинания и магию?" - он с возмущением будет это отрицать. Он не желает слышать о таких вещах и считает все это вздором. Но втайне он верит в них не меньше обитателя джунглей. Общество знает о них очень мало, так как каждый убежден, что в наш просвещенный век этот вид суеверий вырван с корнем, и существует общее соглашение действовать так, словно никто о них не слышал, даже не упоминать о вере в них".
Карл Густав Юнг "Четыре архетипа: Мать, Дух, Трикстер, Перерождение"

Главные трикстеры русского арта, неподражаемые Комар и Меламид, не менее парадоксальны в своем неодолимом стремлении разрабатывать немудреную мифологию нашего недавнего прошлого, с которым их вот уже более двадцати лет связывают разве что ночные кошмары. Выбравшиеся из советских "джунглей" и ставшие частью цивилизованного мира много раньше большинства своих коллег, Комар и Меламид, отцы-основатели соц-арта, долгие годы с завидным упорством продолжали разрабатывать эту золотую (в их случае) жилу. Это было бы скучно, если бы не феноменальный дар испепеляющей иронии, присущий знаменитому неразлучному тандему. Существует, кстати, миф об их знакомстве. Как и многие другие мини-мифы из коллекции Комара и Меламида, он рассказан в книге "Стихов о смерти":
Когда мы познакомились в классе анатомии, мы взяли бутылку на двоих - третий молча плавал рядом в ванне с формалином.

Комар и Меламид, до сих пор полагавшие своей территорией исключительно область визуального искусства, наконец-то совершили весьма эксцентричный поступок: издали книгу с одной-единственной картинкой, да и той - на обложке. Книга называется "Стихи о смерти" и является сборником коротеньких нерифмованных и неритмизированных текстов, весьма и весьма разнородных. Впечатление, тем не менее, совершенно неописуемое. Пока я листал "Стихи о смерти", рядом со мной было совершенно невозможно находиться: я то и дело зачитывал вслух отдельные отрывки и деспотически требовал от окружающих восторженного понимания. Поскольку купить "Стихи о смерти", вышедшие крошечным тиражом в одну тысячу экземпляров в московском издательстве "Прогресс - Традиция", практически невозможно, и в Сети ее тоже пока нет, я обрушу на вас несколько самых любимых цитат, ладно? В оригинале - это белые буквы, заполняющие черные квадраты (геометрические фигуры, сыгравшие столь важную роль в истории русского модернизма). Я не в силах воспроизвести этот эстетический эффект, поэтому просто призовите на помощь свое воображение.

Я ищу и не нахожу денег, и мне нечего дать Харону! Какой ужас! Он не повезет меня!

Родители приучили маленького ребенка, выходя на улицу, вопрошать: "Люди, я вам не мешаю?"

Главное, чтобы жизнь не стала лучше, чем она есть.

Последняя маска - маска спящего человека - единственная ложь, на которую способен мертвец.

Несчастные ангелы-хранители! История (может быть) представляется им затянутым порнографическим фильмом.

Я - корова, я жевать устала.

Проблема не в христианстве, буддизме, марксизме или идиотизме. Не в алкоголизме, атеизме, академизме и постмодернизме дело. А в жизни... и смерти.

Вместо постскриптума:
Когда говорят, что ирония снимает трагизм, имеют в виду лишение трагизма исключительности. Ирония снимает трагизм не акт, как ужин снимает голод до завтрака. Трагизм, ставший шуткой, повторяется бесконечное число раз в ироническом сознании, подобном поставленным лицом к лицу зеркалам. И как шутка теряет свою остроту от повторений, трагизм теряет свою уникальность, начинает восприниматься как все, что попадает на глаза и приходит на ум, уменьшается как улетающая птица, становится всего лишь одним из атомов Хаоса и вот тогда наконец мы понимаем, что каждый атом - это трагедия.