Некоторые рождены для бесконечной ночи.

;.Author Макс Фрай "Арабский кошмар" Роберта Ирвина, если верить лукавому утверждению автора - "повествование, предназначенное для чтения в постели". Повествование, предназначенное для чтения во сне, - добавлю я. "В высшей степени приятно оно, как я обнаружил, когда лежишь, подперев книгу коленями, чувствуешь, как тяжелеют веки, и уносишься в сон, уносишься далеко-далеко, да так, что поутру трудно понять, где кончилось содержание книги и начались сновидения".

В 1983 году английский историк-медиевист Ирвин, чей затемненный портрет на последней странице обложки может принадлежать кому угодно, написал своего рода путеводитель по сновидениям Каира конца XV века. Навигатор по Алям-аль-Миталю.

Навигатор сей был переведен на русский язык и издан еще в 95-м году, но ускользнул от внимания большинства читателей, затаившись под неприятазательной глянцевой обложкой, сулящей доверчивому покупателю "мистику, эротику и детектив" - как водится, в одном флаконе. Хотелось бы мне знать, на какой странице бросали чтение доверчивые соискатели легкого литературного "щастья": уже на первой или все-таки дотягивали хотя бы до пятнадцатой?

Я сам купил эту книгу с легкой руки Михаэля Шенброда, бывшего художника журнала "Пушкин" и сайта "Литература". "Пушкин" давно закрылся, старая, добрая, наивная темно-синяя "Литера", скромно украшенная стильными изображениями камней и кактусов, погребена в архивах Литературы www.litera.ru, Мишка теперь живет в Берлине, а наши общие друзья (тоже павшие жертвой "Арабского кошмара" с его легкой руки) куда-то исчезли, и снова появились в моей жизни (приснились мне) минувшим вечером (а ведь и года еще не прошло с тех пор - что происходит с нами, что творится со временем в этом моем сне о Москве?!)

Самое забавное, что "сладкие обещания" на обложке предыдущего издания "Арабского кошмара" не так уж и лгут. В книге действительно хватает места и мистике, и эротике, даже некое подобие детективного (вернее, все-таки, авантюрного) сюжета имеет место. Главный герой, англичанин по фамилии Бэльян, входит под свод городских ворот Каира, закутавшись в плащ паломника и отягощенный некоей шпионской миссией, суть которой боюсь, не совсем ясна даже ему самому.

Великодушно одаривая читателя россыпями подробных и обстоятельных псевдо-объяснений, автор не объясняет ничего. Пересказать "Арабский кошмар" практически невозможно - как невозможно пересказать сон, воспоминания о котором просачиваются сквозь пальцы, как прохладная вода. 18 июня 1486 года очередной караван приблизился к стенам Каира, первые Врата Сновидения распахнулись.

Как и его итальянский коллега Умберто Эко, с которым его нередко (и почти всегда некстати, довольствуясь поверхностным контекстуальным сходством, обусловленным принадлежностью обоих к новому жанру "интеллектуального action") сравнивают критики, Роберт Ирвин подкармливает не только разум и воображение читателя. Он делает нечто большее: будит в интеллектуале ребенка, и позволяет тому вволю порезвиться на просторах текста. Драматическое отличие ребенка от взрослого, собственно говоря, состоит в следующем: ребенок живет в "колеблющемся мире", законы которого ему неизвестны и постигаются по мере необходимости, навязанной обстоятельствами; мир взрослого же статичен, регламентирован, снабжен многочисленными комментариями и полезными в хозяйстве "сносками". Неожиданность, необычность, инородность, все смыслы волшебного английского слова "strange" - нормальное явление в жизни ребенка, но взрослого эти факторы эффективно выбивают из колеи. Собственно, любой исторический роман, в идеале, должен бы способствовать возвращению читателя в "колеблющийся мир" детства, поскольку вынуждает нас погрузиться в незнакомый контекст, не прошедший "испытание" личным опытом. Но на практике это происходит весьма редко: читатель интуитивно чувствует в авторе "равного" - человека, который в свое время так же боялся "поплыть" на экзамене по истории. Читатель (часто бессознательно) догадывается, что сведения о давно минувшей эпохе автор черпал в общедоступном источнике: в энциклопедиях, учебниках, в лучшем случае - в зале публичной библиотеки, в худшем - из других исторических романов. Особая, "профессорская", магия текстов Эко и Ирвина, которые подобно чародею крысолову уводят нас в колеблющийся (незнакомый, странный, враждебный, необъяснимый и лукаво откомментированный, но пугающе, чарующе достоверный) мир гипотетического "прошлого" отчасти - следствие их фундаментального образования. Мы чувствуем, да нет, какое там - мы сразу понимаем, что они ЗНАЮТ историю. И поэтому - импровизируют. Невозможно стать хорошим шулером, не изучив правила игры - затем, чтобы потом нарушать их в свое удовольствие. Но если Эко - гениальный фокусник большой прозы, то Ирвин (хочет он того, или нет) настоящий шаман - явление в литературе редчайшее, поскольку литератор по долгу службы обязан насыщать текст смыслом, а оружие шамана - ритм, уводящий в сторону. В "Нижний Мир". В Алям-аль-Миталь.

"Человек, страдающий Арабским кошмаром, ворочается и всхлипывает".

Если книга поначалу покажется вам скучноватой, не спешите откладывать ее в сторону. Эта скука того же божественного свойства, что и шум прибоя, стук дождя по оконному стеклу, шорох песка за полотняной стеной палатки. Расслабьтесь, отдайтесь ее ритму, ничего не требуйте. Подремлите, не закрывая глаз, позвольте автору взять вас в Александрию своих снов.

"Смешалось все", и устами карлика Барфи (или Ладу?) я говорю призраку, который увязался за мной, когда я пытался вернуться из тревожного "Нижнего Мира" Алям-аль-Митталя, с "Темной стороны" Каира: "- А знаешь, я сейчас проснулся и не мог понять, кто я такой. Так и лежал в темноте, безликий и безымянный. Я даже подумал, что, быть может, я - это ты! Такова была степень моего смятения после пробуждения от снов, что я не мог припомнить ни одной черты, которая отличала бы меня от тебя".

"- Проснись, - сказала Обезьяна. - Я хочу рассказать тебе еще одну историю. Но сначала дай мне напиться. Я изнемогаю..."

- Мне приснился странный сон, - признался я Обезьяне, протягивая ей тяжелый медный кувшин с подслащенной водой. - В этом сне я писал эссе, посвященное твоим историям, только мне снилось, что это - не просто истории, а книга какого-то англичанина... Знаешь, неплохое получилось эссе! Тебе бы понравилось.

- Ну да, конечно! - саркастически хмыкнула Обезьяна. - Тебе по-прежнему не дают покоя пустые фантазии о какой-то писанине... Просыпайся! Слышишь? Просыпайся!