В том, чтобы быть модным писателем, есть одно несомненное достоинство: твои книги будут публиковать очень быстро. Пелевин, всегда тяготевший к социальной сатире и отображению средствами гротеска сиюминутной повседневности, не замедлил этим воспользоваться: его новый роман завершается прошлой осенью и посвящается памяти среднего класса. Собственно уже в выложенных в Сеть главах описано событие, ставшее подлинной причиной отставки правительства Кириенко и кризиса (желающие могут попробовать угадать - какое).

Вторая возможность, предоставляемая славой, - широкий промоушн и громкая рекламная кампания - остались, честно говоря, реализованными не до конца. Да, газеты поместили рецензию на роман еще до его выхода, да, в сеть выложили несколько глав - но во всем этом не было изящества, которого хотелось бы ожидать от рекламы романа о рекламщиках. Лень придумывать концепцию оффлайновой кампании (впрочем вот: на экране появляется дата выхода романа - поверх нее возникают слова: "ВРЕМЯ ИКС". Дату сменяет портрет Че Гевары с обложки - поверх нее слова: "КОММАНДАНТЕ ЧЕ". Камера отъезжает и мы видим, что Че - только часть обложки книги - поверх нее слова "ПОКОЛЕНИЕ ПИ". Затемнение. Крупно: Виктор Пелевин. Generation "П"), а реклама в Интернете должна была бы вестись следующим анимированным баннером, на котором друг друга быстро сменяли бы слова: "Повсеместно Протянутая Паутина" - ППП - Пелевин. Поколение П. Все буквы П выделены одним цветом.

Впрочем, выложенные в Сеть эпизоды, как раз показывают, что Пелевину или тем, кто стоит за их публикацией, в высшей степени наплевать на успех у читателей "Чапаева и Пустоты". Из романа выбраны наиболее социально-значимые главы (рекорд принадлежит главе, напечатанной в родной Газете, представляющей из себя просто научный трактат, который "надиктовывает" герою дух Че Гевары - некую смесь из Бодрияра, Вериллио и, скажем, Судзуки), а вся мистическая и психоделическая часть отброшены - или, если угодно, оставлены на сладкое. В результате ощущение от романа в целом получается все же несколько другое, чем от выложенных глав - что и оправдывает написание второй рецензии за две недели.

Как всегда Пелевин рассказывает историю мистического успеха героя: но если в предыдущих его текстах этот успех был связан с познанием иллюзорной природы мира и освобождением, то на этот раз успех означает "всего лишь" занятие самого высокого места в касте жрецов этой иллюзорности. Все равно как если бы герой "Желтой стрелы" стал машинистом паровоза, который ведет поезд, а не сошел с него. Или - Чапаев стал бы Котовским, который придумал весь тот мир, в котором мы существуем. В свое время Пелевин восхищался компьютерной игрой по мотивам "Звездных войн" (знатоки скажут - какой), в которой надо было сражаться на стороне Империи против бунтовщиков. Похоже, что победа Вавилена Татарского - это победа Дарта Вейдера (упомянутого, как и положено, в романе) над Люкой Скайуокером, которым он мог стать. Впрочем, наиболее полным объяснением всего происходящего в романе мне кажется версия Страшного Суда, изложенная в конце одной из последних глав - не буду ее пересказывать (тем более, что она не слишком оригинальна), чтобы не отравить удовольствие от чтения читателю.

Вернемся, впрочем, к рекламной кампании романа. "Чапаев и Пустота" во многом был раскручен благодаря глянцевым молодежным журналам (со вздохом вынужден признать, что и я приложил к этому руку... Хорошо еще, что несколько моих текстов в ОМе остались неподписанными). Он - в неявной форме - рекламировался не просто как "модный роман", а как "роман для модной молодежи". Прочитав Generation "П", понимаешь, что никакой модной молодежи просто не существует в природе и поэтому не ясно, для чего ей что бы то ни было рекламировать. Позволю себе привести длинную цитату:

<Эдик подписывал псевдонимом "Саша Бло" > только статьи, которые дышали такой беспредельной свободой и, так сказать, амбивалентностью, что подпись вроде "Сидоров" или "Петухов" была бы нелепа. В московских глянцевых журналах был большой спрос на эту амбивалентность, такой большой, что возникал вопрос - кто ее внедряет? Думать на эту тему было, если честно, страшновато, но, прочитав статью про восторг растущего зуда, Татарский вдруг понял: внедрял ее не какой-нибудь демонический шпион, не какой-нибудь падший дух, принявший человеческое обличье, а Эдик.

Конечно, не один - на Москву было, наверное, сотни две-три таких Эдиков, универсалов, придушенных бытовым чадом и обремененных детьми. Их жизнь проходила не среди кокаиновых линий, оргий и споров о Берроузе с Уорхоллом, как можно было бы заключить из их сочинений, а среди пеленок и неизбежных московских тараканов. В них не было ни снобской заносчивости, ни змеящейся похоти, ни холодного дендизма, ни наклонностей к люциферизму, ни даже реальной готовности хоть раз проглотить марку кислоты - несмотря на ежедневное употребление слова "кислотный". Но у них были проблемы с пищеварением, деньгами и жильем.

Трудно не увидеть за Сашей Бло какого-нибудь асса коммерческой журналистики, этакого Сережу (Славу) Ку, с его сотнями статей в год, занятого, на самом деле, только тем, что он формирует тот самый круг читателей, который будет его читать. Ту самую "модную молодежь".

Позволю - затягивая до неприличия статью - пояснить свою мысль на примере. Несколько лет назад я рассказал одному моему коллеге по Газете.Ру о том, что в Тарту придумали болезнь "ихтиопатию", при которой говорящий не может довести до конца ни одной мысли - ему становится скучно и стыдно. Выглядит это вот так:

- (воодушевленно) Куб рассказывал мне, что Ромка и Горный едва не заразили его ихтиопатией. Это такая болезнь, при которой человек не может... (внезапно стухает), впрочем, ладно.

Тартуские люди, перечисленные в предыдущей фразе, вероятно, неплохо знакомы читателям Газеты.Ру, так что они вполне могут догадаться о том, как веселился я, прочитав через несколько месяцев в журнале "Матадор" заметку, начинавшуюся словами: "Среди модной молодежи города Москвы особой популярностью пользуется болезнь "ихтиопатия"".

Иными словами - модная московская молодежь - это тридцати - с лишним - летние тартуские филологи и семиологи. То есть - образование сугубо виртуальное. Неудивительно, что чувства, испытываемые Пелевиным к его читателям носят несколько... ээ... амбивалентный характер. Понятно, почему он не ходит с ними тусоваться и не светится на телеэкране.

"Чапаев и Пустота" для модной молодежной литературы были тем же, чем было для модного молодежного кино "Криминальное чтиво". В этом смысле "Generation П" - то же самое, что "Джекки Браун": демонстративный отказ от того, чтобы обслуживать порожденный тобой тренд. Поступок, вызывающий уважение со всех точек зрения.

Отрывки из нового романа Виктора Пелевина, опубликованные в Gazeta.Ru