Вчера в клубе "Золотая лужа" был сейшн в двух отделениях. В первом была группа "Унтервассер" во главе с приехавшим из Берлина легендарным Сергеем Воронцовым ("Среднерусская возвышенность"). Во втором - Умка, которая и была "хозяйкой вечера".

Воронцов плюс Умка должны были бы дать нечто ностальгическое, в стиле восьмидесятых. Старые песни о юном. Бойцы вспоминают минувшее.

Ничего подобного.

На всяком концерте публика в чем-то интереснее исполнителей (в конце концов и пресловутый "драйв" возникает от их взаимодействия). На вчерашнем сейшене публика была весьма разнообразной: у входа пипл бодро аскал прайсы на вход, внутри были люди в пиджаках, свитерах и майках (с эмблемами "Алисы", "Кино" и "Einsturzende Neubauten"; на майке Умки было написано "keep kids off drugs"; что было написано у Воронцова я не разобрал), с хайром, модельной стрижкой и бритыми затылками. Были очень милые мальчики и девочки, несколько олдовых волосатых вида благообразного, а не вовсе не опустившегося (как это бывает). Артемий Троицкий, Сергей Гурьев, сотрудники агентства "Блумберг" и радио "Свобода", музыканты, арт-менеджеры, журналисты и люди неопределенных (для меня) профессий. Иными словами, аудитория Умки смешалась со старыми друзьями Воронцова, пришедшими на "Унтервассер" (это получилось, впрочем, вполне естественно, благо музыканты некоторые музыканты успели поиграть и в "Унтервассере" и в "Броневичке").

Наиболее удивительным в публике было то, что она жила в каком-то определенно другом времени, чем то, которое я привык заставать на вечеринках и рок-концертах. Это, собственно, мне и нравится больше всего в Умке как "культурном феномене" - она находится в центре какой-то совершенно особой субкультуры, полученной из андерграунда восьмидесятых путем выпаривания всего социального и деструктивного (не случайно период молчания Умки пришелся на период "КонтрКультУр'ы" и эстетики суицида). В остатке получилась идеологически-нейтральная радость жизни и своеобразный драйв.

В этом мире совсем другие правила игры. Умка поет "Джа растафарай без травы и без вина" - и следующей песней поет "Оставь мне на косяк зеленого льда". Поет: "Я ненавижу девочек" - и зал все равно забит девушками в клешах и миниюбках, с голыми животами и фигурой, не испорченной беременностями и абортами. Поет: "Я теперь участвую в попсе, я теперь такая же как все" - и твердо уверена, что ни у кого не повернется язык сказать, что она продалась.

Она поет: "Самое понтовое в эпоху тотальной раскрутки - это лабать по подвалам, по подвалам и бульварам" - и это именно так.

"Для меня семидесятые годы не кончились," - сказала она когда-то. Речь, конечно, идет не о тематике: в ее новых песнях не найдешь и следа реалий семидесятых-восьмидесятых - никакого "Сайгона", "флэтов", "втерок" и "пятерки". Разве что она цитирует Булгакова, Ахматову, Высоцкого, Галича и Визбора - много ли ее новых поклонников узнают цитаты? На примерно том же литературном материале Псой Короленко умудряется делать актуальный шансон и прогрессивную музыку - Умку прогрессивность и модность демонстративно не интересуют.

То, что делает Умка с Броневечком и Воронцов с "Унтервассером" - вызывающе неактуально. А почему, собственно, надо делать иначе? Что они, нанялись нам (критикам и слушателям) заниматься только "актуальным"? В конце концов, неслучайно "Унтервассер" начал вечер песней про то, что ничего и не нужно, поскольку у нас есть Пушкин, Чайковский и Репин. При всем сарказеме мысль здравая - нелепо заниматься "искусством", чтобы увеличить количество текстов (их и так хватает). Делается это дело все-таки для своего удовольствия. Нравиться делать "актуальн" - делай. Не нравиться - не делай.

Кстати, чисто коммерчески понятно, что если не гнаться за модой, то под нее можно подпасть даже с большей вероятностью. Попоет Умка еще десять лет - и она будет на русском МТV: хотя бы благодаря тому, что девочки, которые сегодня танцуют на ее сэйшенах, подрастут и будут задавать новую моду. И, главное, ничего плохого в этом не будет: она будет точно также петь по телевизору, как поет по клубам. Но, кажется, ей удастся этого избежать: на днях она сказала, что подумывает, что пора снова заняться чем-то другим.

- А то все равно ничего не происходит, - пожаловалась она.

- А что будешь делать? - спросил я.

- Ну не знаю, - пошутила она, - может, рисовать.

Рисовать сегодня еще более неактуально, чем петь те песни, которые она поет. Можно быть спокойным: ее рисунки никто не отнесет к "современному искусству" и Гельман не выставит ее в своей галерее.

Впрочем, как знать? Иногда убежать от славы труднее, чем ее добиться.