Томас Харрис, создатель устрашающего доктора Ганнибала Лектора, потратил десять лет на то, чтобы написать о нем новый роман. Основательность присуща ему не менее, чем его всемирно известному герою - доктору-каннибалу, Лектору Ганнибалу. Так же как и его герой Харрис бежит огласки и не особо рвется под свет софитов и фотокамер. А как же промоушн? Сложно с промоушном, вздыхают издатели - но уж как-нибудь… Так или иначе пока его новый роман "Ганнибал" (все догадались, что вовсе не о герое Пунических войн?) в пятерке самых популярных в Англии.

Пока англичане раскупают роман Томаса Харриса, американцы башляют по-крупному - студия Universal Pictures заплатила 10 млн известно чего за права на экранизацию. Обсуждают, кто будет играть и поговаривают, что Джонотан Демме наотрез отказывается снимать продолжение своего фильма "Молчание ягнят".

Новый роман о Ганнибале Лекторе заставляет нас задуматься, почему этот страшный герой столь популярен, причем популярность его куда выше, чем популярность обычных маньяков-убийц. Возможно, дело в том, что Лектор - воплощение чистого уничтожения, чистого Зла, не исключающего между тем ни ума, ни воли, ни даже своеобразного милосердия. ("Пока вы живы, - пишет он Клариссе, - мир прекрасен". А мог бы и съесть.) Можно сказать слова об очаровании зла, но точнее будет сказать об очаровании зла, безопасного лично для тебя - зрителю/читателю дают отождествиться с юной агентом ФБР и потому обещание Ганнибала не трогать ее выглядит обещанием личной безопасности читателя. А мы знаем, слово свое Ганнибал Лектор держит.

И потому его страшные шутки и кровавые розыгрыши переходят для нас из разряда опасной уголовщины (типа "Забавных игр" Хайнеке) в разряд чистого искусства сюрреалистического толка, натуралистический антураж которого только возбуждает наш интерес. Зритель/читатель плотно отделен от реальности преступления киноэкранаом или страницей книги - но, думается, если бы в зале чувствовалась вонь разлагающейся плоти, а страницы были бы липкими от крови, наше отношение к Ганнибалу Лектору немного изменилось бы.