Теперь можно признаться. Официальные лица, которые отправились выяснять историю с пропавшими и, как предполагала пресса, расчлененными на органы детьми - это коллегия Верховного Суда, к которой я имею честь относится в качестве народного заседателя. Однако дело, которое мы рассматривали на выездной сессии, само по себе было о другом и, на первый взгляд, казалось далеким от сенсационности. Народный судья Индустриального района г.Хабаровска был (или, вернее, была, поскольку судья - женщина) обвинена в совершении должностного преступления, и надо было вынести соответствующий вердикт по этому поводу.

Такое случается сплошь и рядом, и большинство дел, попадающих в Верховный Суд, как раз о преступлениях судей или, по крайней мере, о совершении ими поступков, несовместимых со званием судьи. Эта отдельная и важная тема в какой-то степени содержит факты, мотивирующие кампанию недоверия к "замкнутой корпорации судей". Надеюсь, что я коснусь ее в следующих статьях. Сейчас лишь отмечу, что как бы там ни было с "замкнутой корпорацией" и социальными благами, которые "выторговывает" данная корпорация, но мое личное наблюдение: на самом деле, все без исключения российские судьи попадают в группу риска. Так же, как врач, который лечит СПИД, всегда имеет шанс заразиться им, рядовой российский судья, на потоке выносящий приговоры другим гражданам, имеет неплохие шансы "заболеть" нарушением закона. За ним следят дома, за ним следят на службе, он подписывает горы бумаг, и в какой-то момент количество случайных и не случайных проколов приводят к возникновению нового качества. Судья становится подсудимым, идиотизм системы оборачивается против него. Это трудная, нервная, опасная и не слишком хорошо оплачиваемая профессия.

Я написал, что мы поехали разобраться с пропавшими детьми, и в то же время, что дело было о другом. Здесь нет противоречия. Если бы в суде рассматривалось дело Гамлета, то не исключено, что на суконном языке судопроизводства оно выглядело бы как дело о правомочности появления призраков после развода караульных. Не знаю, как американский, но российский суд драматичен и интересен только в кино. И хотя он - открытый, как правило, в него никто не ходит, кроме непосредственно заинтересованных в исходе дела. Правозащитники и писаки упражняются в критике системы, подчас совершенно не представляя, что в ней происходит. Как правило, даже по громким процессам пресса формирует свои суждения на основе заключительных прений сторон, как будто все остальное - ненужная трата времени. В результате все остаются при своем мнении, независимо от решений Суда. Сам же процесс - это тяжелый труд, и нужно приложить немало усилий, чтобы заново извлечь из него "Гамлета". Так и в нашем случае: судьбы детей - были теми обстоятельствами, которые Суд был обязан рассмотреть, чтобы оставить полное и объективное мнение о должностном преступлении судьи.

То, что происходило в Индустриальном районном суде Хабаровска - вопиющее нарушение закона, но, наверное, обыденность нашей жизни. Судья обвинялась в том, что она "стучала молотком"... не выходя в процесс. Казалось бы, ну и что тут такого? А в других судах, в других регионах в глубинке, они разве все выходят в процесс? Кто может за это поручиться? И так посмотреть: разве такое количество дел, которые валом накатили на судебную систему в результате системного кризиса (получился каламбур), возможно рассмотреть в реальных процессах? Эту мысль опасно додумывать до конца, потому что мы сами все время требуем ускорить и упростить, избежать канцеляризма и бюрократизма. Но с другой стороны, процедуры придуманы не зря, и какой бы формальностью ни казался сам процесс, их выполнение должно быть неукоснительным, вплоть до ношения мантии. По сути, процедура - это последний барьер, который предохраняет наше общество от правового хаоса. От фактической коллективного соглашения жить не по закону.

Мне вспоминается сцена из французской комедии "Повторный брак" о временах французской революции. "А теперь слово предоставляется адвокату". Нет оправдания моему подзащитному! "Браво, гражданин!". Но обратите внимание: ведь и тогда был процесс, присутствовал адвокат, было предоставлено последнее слово подсудимому. То есть процедура неукоснительно выполнялась.

Право к нам пришло из Европы. А мы хотим быть Европой. И каким бы мелким ни казался рассматриваемый вопрос в российском суде, каким бы очевидным ни казалось его разрешение, как бы ни глуха была Фемида к доводам "человека", закон и вся логика права требуют, чтобы хоть на пять минут, но участники потратили время выйти, объявить о начале судебного разбирательства. При этом должен присутствовать прокурор, а всему этому должен остаться след в протоколе, и т.д.

Судья Галина Антушевич пренебрегла этим правилом. Возможно, ей казалось, что, упростив процедуру она борется с волокитой. Возможно она так говорила своему прокурору: "Слушай, имей в виду, я тебя вписала во вчерашнее заседание". И возможно, ее судебная карьера закончилась бы не сегодня, а аж несколько лет спустя, если бы... она не занималась международным усыновлением. Тема уж очень непростая. И очевидно, что когда-нибудь эта бомба должна была рвануть.

Мефистофель недаром говорил, что он та сила, которая вечно желает зла, но получается наоборот. Похоже, он прочно обосновался в России. Хитрая бестия американка Надя Хьюстон из села Зайково, где лестью, где подарками, где - работая на обаянии, наладила бесперебойную циркуляцию усыновительных документов. Американские семьи хватали детей в охапку из этого богом забытого региона и мчали тысячи и тысячи километров к границе, пока их не отобрали. Что сделали мы? Создали очередь, что само по себе абсурдно. Абсурдно потому, что в стране огромное количество детей-сирот, и практически отсутствуют прецеденты усыновления соотечественниками. Абсурдно, потому что социологи и детские психологи утверждают, что если такие случаи все-таки имеют место, то впоследствии у приемных родителей и приемных детей почти в 100% наблюдается психологическая несовместимость.

Тем не менее, Наде Хьюстон памятник ставить рано за ее организаторский талант. Легальная бюрократическая машина отличается от неформальной тем, что, когда в ней происходит сбой, она останавливается. Неформальная же связь РАБОТАЕТ, даже если кто-то не успел подготовить документы. На этом Надя и погорела. В какой-то момент разрешения на усыновления стали приходить из Министерства образования раньше, чем туда поступали запросы, и, естественно, судья "стучала молотком" в полном отсутствии на то законных оснований. Дальше - больше. Начались рассогласования покруче. На одну бедную девочку Юлю Журбину пришлось сразу пара американских приемных семей. Одна - успела Юлю довезти до посольства в Москве. Вторая - пустилась вдогонку. Тут-то наше правосудие и проснулось. Все зарубило и вернуло Юлю обратно в детский дом. Были и другие трагикомические происшествия. Усыновить российского ребенка можно только через шесть месяцев после того, как настоящих родителей лишили родительских прав. Вдруг они одумаются? Впрочем, подонки никогда не одумывались. Казалось, Надя учитывала и это. Детей увозили из Хабаровска через пять месяцев, и где-то с месяц добропорядочные американцы кантовались в своем посольстве, все-таки дожидаясь окончания шестимесячного срока, поскольку Бюро Иммиграции и Натурализации Министерства Юстиции США относилось к исполнению законов не в пример более строго. Иными словами, оно не гарантировало признание усыновления в России, если ребенок не подходит под определение сироты или по другой причине, т.е. по каким-либо обстоятельствам непроверенным или невыясненным в стадии рассмотрения дела судами Российской Федерации...

Продолжение следует...