Говорят: какое утро, такой будет и день. Если это так, то обещанное окончание натовских атак само по себе не принесет никаких особых изменений в жизнь народов Югославии. Люди, которых встречаешь на улице, не веселы и не расслаблены. Редко приходится услышать хоть сколько-нибудь развернутый разговор на эту тему. Все заняты повседневными, все более прозаичными делами и покупками. Словно мы все уже отупели и больше не умеем ни разговаривать, ни общаться; словно мы приобрели иммунитет к разным декларациям, сообщениям, указам, ультиматумам и договорам, которыми здешние и иностранные власть имущие все грубее и грубее манипулируют, обрисовывая нашу грядущую жизнь на этой земле. Поскольку новые результаты становятся хуже и хуже, все это толкает нас всех вместе и каждого в отдельности во все более глубокий кризис, в том числе духовный.

Мы все больше ощущаем себя заложниками, зажатыми между молотом и наковальней. С одной стороны - фабрика лжи, которая безнадежно, наивно и глупо представляет миру "чистую", то есть сербскую правду. С другой стороны мы видим гору лицемерия, двойных стандартов и манипуляций мировым порядком на основе права сильного.

Ночи необычны: больше нет воздушной тревоги. Мы чувствуем себя странно, даже не верится, что не придется каждый миг прислушиваться к отдаленному реву бомбардировщиков и грому взрывов. Вечером почти никто никуда не идет. Неосвещенные улицы, нередко с неработающими светофорами, выглядят страшновато. Все глубже мы погружаемся в какой-то сон. Я сам никуда не хожу без карманного фонарика и аккуратно обновляю запас воды в ванной и в двадцати пластиковых бутылках. В моем подъезде все просто: когда нет электричества, нет и воды. Поэтому мы уже давно не говорим друг друго "Здраво" или "Како си", а все чаще спрашиваем: "У тебя есть свет, есть вода?" Среди нас есть люди, у которых растут маленькие дети; люди, которые держат в холодильниках драгоценные лекарства. Среди нас есть старики, которым трудно умываться и мыться из пластиковой бутылки при свете карманного фонарика.

Даже те, у которых сравнительно часто бывает свет и вода, не могут расслабиться, потому что они знают - это лишь потому, что где-то поблизости расположен важный военный объект, который превращает весь район в притягательную цель для бомб и ракет - и все это "в наших интересах"! Даже я, при всем своем уме, никак не могу понять, каким образом бомбардировки невинных гражданских лиц по всей Сербии и Черногории помогает сотням тысяч албанских беженцов, которые бедствуют сейчас в Албании и Македонии.

Еще и лето толком не наступило, а многие уже думают о зиме и об отоплении. Уничтожено множество электростанций и котельных, да и значительная часть энергетической системы. Люди беспокоятся и сожалеют, что когда-то сломали и выбросили из квартир разные камины и печи, поэтому сейчас они почти в панике покупают давно позабытые дровяные плиты, так называемые "смедеревцы" - на них готовят, а они в это время обогревают помещение. Ходят слухи о том, что в Республике Сербской (часть Боснии и Герцеговины - В.С.), где дерева много, хорваты и сербы крадут друг у друга древесину в тамошних лесах. Сербские лесники из тех краев, легальные и нелегальные, готовы продавать лес и везти его до самого Белграда. У нашей агонии все еще нет настоящего катарсиса; она медленно, но верно сползает в какой-то каменный век или в дурную голливудскую антиутопию. В чьих это интересах? Какой "гуманизм", "демократия" и "права человека" могут из этого вырасти? Я боюсь, что произойдет нечто совсем противоположное, что дополнительно укрепит и без того уже прочно укоренившуюся здесь ксенофобию и национальную паранойю.

Веселы и беззаботны только дети и молодежь. Родители с ними мучаются, пытаются урезонить и притушить - школы-то уже три месяца как закрыты. Радостный детский и юношеский смех слышен днем и ночью почти во всех концах полуразрушенного Белграда. В течение бесконечных ночей садистских бомбардировок эти молодые люди кричали и пели под моими окнами, когда видели на небе светлые очереди нашей упорной, но беспомощной противовоздушной обороны. Я завидую, что они могут так проводить свободное время; что они не знают, куда нас все это тянет, в результате усилий "наших" и "ненаших". Легко быть молодым.