Одно – о том, как в самый разгар жары несколько дней назад я пытался (и мне почти удалось) превратиться в собственную тень.

Другое – о замечательном человеке и талантливом режиссере, создавшем бессмертные "Семнадцать мгновений весны" Татьяне Лиозновой, которой двадцатого июля стукнет... круглое число лет.

Почему я соединил эти два, казалось бы далеких друг от друга, события в одной заметке, вы узнаете, дочитав ее до конца.

Сначала о том, как я превратился в свою тень.

Дело было за городом, на берегу реки Истра, днем, часа в три. Я направился в деревню Красновидово, в магазин за хлебушком. Вокруг не было ни души. Я шел внизу – по сравнению с солнцем, а оно сверху так пекло, так жгло, что я начал сходить с ума. Мне стало казаться, что не знаю за что, за какие-то, очевидно, мои грехи, солнце меня лично преследует, хочет уничтожить, и я от этой жуткой жары сейчас упаду и не встану.

Меня охватил страх. Вы, наверное, не представляете себе, как в такую жару можно испытывать страх. Оказывается, можно. Умирать страшно при любой температуре. И вот, значит, я себе шагаю, иду, весь взмокший, за хлебом, а солнце в это время меня испепеляет, зажаривает, сводит со мной какие-то старые счеты, и я не знаю, что делать, как спастись.

Чувствую, что до магазина не дойду.

И тут вдруг замечаю справа, сбоку мою тень. Легкая, проворная, явно не ощущающая никакой жары, моя тень в отличии от меня игриво соприкасалась то с кустом на обочине, то с какой-то заржавевшей железякой, бодро, жизнерадостно прыгала себе по кочкам и буграм.

Я, конечно, не первый раз в жизни обратил внимание на свою тень, как говориться, мы давно знакомы. Но никогда прежде она не представала передо мной такой привлекательной, такой живой. Меня поразило, какая она свободная, беззаботная, независимая.

Я захотел немедленно превратиться в этого попрыгунчика – собственную тень. Да у меня просто не было другого выхода, иной возможности не исчезнуть с лица земли. И я начал эту операцию, это превращение, я начал освобождаться от всего, что не было моей тенью.

Я отсек одним ударом прошлое и будущее. Я перестал мыслить. Голова моментально сделалась порожней, от непривычной пустоты в ней что-то зазвенело. Я пресек слух, затем зрение - мир перестал звучать и видеться. Правда, в моих глазах не потемнело, как можно было ожидать, а как-то бессмысленно посветлело. Мир превратился в разлитое молоко.

Оставался груз самого тела, без малого восемьдесят килограмм. С телом я промучался довольно долго - оно никак не желало исчезнуть. Я пробовал по всякому на него воздействовать. Почему-то у меня сохранился дар речи, и я обращался к своему телу почти вслух: "Ну, изыди, исчезни, испарись. Ты же видишь, я сейчас рухну". А солнце тем временем весь свой вселенский жар направило на мой затылок, в какой-то момент мне показалось, что там загорелись волосы, я застонал.

И тут вдруг я почувствовал облегчение, прохладу, и какую-то крылатость. Словами это чувство не передать. Боже мой, если бы вы знали, как это замечательно – оказаться собственной тенью и больше ничем!

Я взлетал, я стелился по траве, запрыгивал на деревья, перескакивал с место на место так же легко, как скачет мысль. Вообще, должен сказать, что тень и мысль имеют много общего. Вероятно, мысль – это своего рода тень мозговой деятельности, отражение бесчисленных комбинаций непрерывно работающих миллиардов нейронов. Впрочем, не буду отвлекаться.

К сожалению, мое перевоплощение в собственную тень и само блаженное пребывание в виде тени длилось всего несколько секунд, ну, может быть, одну минуту. Однако, даже такое недлительное переключение в иную ипостась оказалось спасительным. Я за это время остыл, пришел в себя, успокоился и поэтому, когда я снова оказался под палящим солнцем, жара уже не имела такой власти надо мной. Я благополучно дошел до магазина, загрузил сумку разным достаточно тяжелым продуктом, благополучно прошел всю дорогу обратно. Солнце продолжало неистовствовать с прежней силой, но его жар уже не был так пристально, избирательно нацелен именно на мой затылок.

В этом рассказе я упустил важнейший момент - почему так недолго, всего одну минуту, даже меньше, длилось мое счастливое путешествие? Что заставило меня вернуться под лучи беспощадно палящего солнца? А дело в том, что наслаждаясь прохладой и полетом в качестве собственной тени, я вдруг вспомнил, что пообещал редактору одного журнала написать полторы-две страницы о Тане Лиозновой по случаю ее юбилея и завтра должен этот текст сдать, а он еще не сделан.

Короче говоря, во всем виновата Лиознова, ее юбилей. Если бы не она, я бы, может быть, целый час блаженствовал, может, вообще не возвращался бы, так и пребывал бы тенью весь остаток земного существования. Но поскольку я Татьяну Михайловну глубоко уважаю, люблю, поскольку я ей благодарен за то, что она перенесла на экран, и сделала это замечательно, мою пьесу “ Мы, нижеподписавшиеся”, я ни в чем ее не виню, наоборот, рад, что вовремя вспомнил об обещании написать о ней, и в тот же вечер действительно написал, и теперь вы первыми прочитаете, что именно я написал.

Татьяна Лиознова – совершенно уникальная личность, прирожденный кинорежиссер, а это означает, что сам Всевышний захотел, предусмотрел для нее это занятие, это поприще. А Таня, со своей стороны, с свойственной ей энергией и последовательностью, постаралась сполна оправдать Его замысел и те надежды, которые Он возлагал на нее, когда ее еврейская мама, к сожалению, не знаю, как ее звали, произвела Таню на свет.

Что такое талант кинорежиссера, если об этом судить по творчеству Лиозновой? Это способность своим фильмами произвести на публику такое впечатление, какое ты хочешь, вызвать у зрителей такие чувства и мысли, какие ты считаешь нужным. Талантливый кинорежиссер, как крупный военачальник: его творческой воле подчиняются миллионы людей.

Если писатель создает свое искусство из живых слов, и поэтому может сколько угодно раз переделывать, переписывать, пока не добьется желанного результата, то кинорежиссер создает свои произведения из живых людей – из артистов, а с ними невозможно, недопустимо обращаться столь же беспощадно, как писатель обращается с словами. Талант кинорежиссера включает в себя фактор безошибочности. Он должен безошибочно найти литературный материал для фильма. Он должен безошибочно выбрать актеров, учитывая при этом не только их актерские данные, но и некоторые бытовые особенности их жизни. Он должен на съемочной площадке безошибочно выстраивать мизансцены и так все ЗАРАНЕЕ безошибочно продумывать, чтобы успеть за каждый съемочный день снять заранее запланированную часть фильма. Лиознова в работе строга, требовательна, но вместе с тем, спокойна, сдержанна. Она .если порой и крикнет, то только взглядом, взором. В состав ее дарования входит особенная четкость: четкость мысли, четкость жеста, четкость требований к окружающим, четкость гражданской позиции. Но это не сухая, не иссушающая душу четкость, ее четкость полна страсти, энергии, творческой свободы. Это та четкость, которой предшествует скрытая от посторонних глаз сложнейшая внутренняя работа. Я знаю кинорежиссеров, у которых все наружу – вся подготовительная, рутинная суета, вся путаница промежуточных соображений, когда с трудом, с муками выкристаллизовывается будущий фильм. У Лиозновой эта часть творческих усилий на показ не выставляется, будто ее нет.

Фильм "Мы, нижеподписавшиеся" снимался и сдавался в условиях цензуры, особенно строгой на телевидении. Вспоминаю, как начальство смотрело его несколько раз, придиралось, требовало переделки. И это, несмотря на то, что пьеса в Москве уже шла в двух театрах. К тому же, я полагал, что при Лиозновой, учитывая небывалый успех "Семнадцати мгновений", они постесняются делать замечания, - ничуть не бывало. Таня вела себя при этой сдаче так же безукоризненно, как во время съемок. Своим суховатым, строгим голосом сказала: мы подумаем и завтра скажем, с чем согласны, с чем - нет. Мы решили согласиться лишь с одним небольшим замечанием, начальству это не очень понравилось, но фильм все же показали. Потом его даже выдвинули на госпремию, но премию не дали…

Я давно не видел Таню, уж и не помню, когда и где последний раз встречались. Когда началась перестройка, я ушел с головой в политику, она, насколько я знаю, относилась к переменам сдержанно, без восторга. Все это время я часто о ней думал. Она из тех людей, интерес к которым с годами не пропадает, не уменьшается, а, наоборот, увеличивается, делается пристальнее. В кинематографе встречается немало личностей, которые навязывают себя общественному вниманию без особых на то оснований. Лиознова, создавшая замечательные картины, которые десятки раз показывались и долгие, долгие годы еще будут показываться по телевидению, жила все эти годы скромно, с удивительным и завидным достоинством.

Я понятия не имею, сколько ей исполняется лет, но раз юбилей, значит дата круглая, с нулем. А ноль похож на старинное овальное зеркало, из тех, что когда-то висели у наших бабушек в прихожих. Когда Татьяна Михайловна, в день своего юбилея, посмотрит в это зеркало, пусть она, среди прочих, увидит и эти мои слова, которые я специально составил в ее честь.

И если 20 июля будет такой же жаркий день, как сегодня, когда я пишу эти заметки, пусть она спрячется от жары в эти строки, как я спрятался недавно в свою тень…